Отправлено: 12.12.10 01:15. Заголовок: Образ Рошфора в ролевых играх

Нашла старую забытую игру "Приключения продолжаются.
Ух, какой там Рошфор нарисован! Игроками придумана просто потрясающая история про Рошфора и молодой, неопытной шпионки. Граф изображен очень живым, обаятельным и сволочным.
Надеюсь никто не будет в претензии, если я приведу выдержки. Чесное слово, это не интелектуальная кража, а желание поделится с другими своим восхищением.

...Ах, эти новички! Однако же и от них была польза, иначе они не стояли бы сейчас здесь, глядя на отца Жозефа, который устроился за столом с видом заправского писаря: по левую руку - горка кошельков, по правую - чернильница, перья и увесистый гроссбух. Казначейство любит счёт, в том числе - и личное казначейство Красного Герцога.
Но если мы отвлечёмся от строгой очереди, которая продвигается по мере того, как отец Жозеф делает пометки в бухгалтерии а сухонький, похожий на крысу казначей, отсчитывает из кошельков положенные деньги; так вот, если мы отвлечёмся от них и посмотрим в дальний угол, то увидим особую компанию, пришедшую этим вечером в "Жирный Свин".
Ни один головорез, наёмник, шпион или искатель приключений, будь он хоть немного опытен и трезв, не рискнёт причислить эти фигуры к новичкам. А меж там на них такие же плащи с капюшонами и они так же прячут лица... Прячут хорошо - мало кто из самых опытных слуг Его Преосвященства видел их лично. Это - смертоносные, безжалостные, красивые и преданнейшие слуги кардинала. Немногочисленные, но искуснейшие. Эти пять фигур - единственные пять женщин, состоящие на его службе в качестве шпионок.
Увы, им далеко до Графини Винтер, безвременно почившей от руки неизвестного палача. Неизвестного в этих кругах, иначе палач незамедлительно отправился бы следом... Но эти пять - мастера своего дела.
И среди них мы видим всё ту же хрупкую невысокую фигурку, уже встреченную нами в переулке. Вот только отчего-то её провожатый не среди толпящихся в трактире мужчин...
Тем временем тишину "Жирного Свина" прорезали несколько патетические высказывания отца Жозефа:
- Итак, друзья мои, коллеги, завершился еще один год нашей службы. Война в Ля-Рошели коснулась и нас. Я прошу почтить минутой молчания тех, кто отдал жизнь, исполняя приказ...
Чувствовалась торжественность момента. Все боялись даже вздохнуть.
- Спасибо. Но жизнь продолжается, поэтому я принял решение: суммы премии, причитавшиеся погибшим, будут перераспределены между вами пропорционально вкладу каждого в наше общее дело.
Крики «Ура великому кардиналу!!!», «Мы вместе навсегда!!!», «Даешь коэффициент три с половиной!!!» взорвали тишину. Даже граф Рошфор, напивавшийся в одиночку за излюбленным столиком в дальнем углу трактира, отвлекся от своего привычного занятия. Воспоминания накрывали волнами, с каждым выпитым стаканом образы становились все реальнее. Граф думал о миледи, с которой их связывало некое взаимное доверие, может быть даже дружба, если возможны истинные чувства у тех, кто вынужден вечно притворяться.
После речи отец Жозеф глотнул воды из стоящего на столе графина и продолжил зачитывать фамилии.
-Д”Артенж!
Рослый мужчина лет тридцати пяти с настороженным выражением лица подошел к столу.
- Распишитесь здесь. Вы получаете 500 ливров.
Счастливая улыбка осветила его лицо, сразу омолодив лет на десять. Пробормотав слова благодарности, он крепко зажал в руке кошелек и вернулся на место.
- Баркасьер!
Похожий на лиса человечек с хитро прищуренными глазками бочком протиснулся к столу и заискивающе посмотрел на отца Жозефа.
- С вас 200 ливров, - твердо произнес серый кардинал.
- То есть как? – возмущенно выкрикнул разобиженный шпион.
- По справедливости. Вы даже не удосужились появиться в лагере под Ля-Рошелью.
- Мне помешало…
- Не трудитесь, я в курсе. В трехдневный срок возвратите деньги в казну. Вопрос больше не обсуждается. Следующий… Буриме!
К столу никто не вышел. Отец Жозеф выждал минуту и продолжил:
- 800 ливров присоединяются к общему премиальному фонду. Вечная память погибшим, громкая слава живым.
Награждение шло своим чередом, но тут прозвучало имя миледи, разбудившее Рошфора от воспоминаний.
- Протестую!
Неожиданно громко и резко прозвучали слова графа, и многие оглянулись в поисках того, кто посмел дерзким возгласом нарушить священнодейство момента.
Обернулась и девушка, чуть-чуть приоткрыв лицо, почти скрытое капюшоном. Зеленые молнии ее глаз с интересом изучали нарушителя спокойствия, для которого леди Винтер тоже была человеком, а не фамилией в ведомости.
Отец Жозеф после небольшой паузы произнес:
- Я бы попросил вас высказаться несколько яснее.
Эти деньги не пойдут в общий наградной фонд.
Отец Жозеф вопросительно изогнул бровь. Кое-кто из молодых заворчал. Старики - те, кто уже достаточно давно знал графа Рошфора, конюшего Его Преосвященства - лишь заинтересованно подались вперёд. Они-то знали, что граф никогда и ничего не делает и не говорит без причины.
- Эти деньги, - возвысил голос Рошфор, - пойдут на мессы за упокой душ наших товарищей!
Он обвёл зал взглядом из своего угла, и если у кого-то и были возражения - их почли за лучшее оставить при себе. Граф был уже изрядно загружен бургундским, но даже в таком состоянии он был способен любого из присутствующих преспокойно превратить в цыплёнка на вертеле - то бишь на шпаге.
"И за Её душу", - подумал про себя граф, вновь откидываясь в тень и наливая новую кружку вина: "Хотя, видит Бог, вряд ли мессы помогут вам, леди Винтер..."
Зеленоглазая девушка продолжила заинтересованно следить за графом, даже когда его лицо скрылось в тени. Награждение шпионок Красного Герцога должно было пройти позже, без имён и фамилий, в задней комнате кабачка. И, пожалуй, у девушки был некоторый повод после награждения побеседовать с графом Рошфором...
Волнение, вызванное репликой графа, постепенно улеглось.
Награждение продолжалось, каждый получал в меру своих способностей, а самые удачливые еще и немного сверх того. Кошельки на столе отца Жозефа убывали, а их новые обладатели не спешили покидать помещение трактира. Призывы отметить щедрость Его Высокопреосвященства ударной дозой выпивки доносились с разных концов трактира, радостные крики смешивались с проклятьями и богохульствами недовольных, словом, все было как всегда. Под шум начинаюшейся повальной пьянки отец Жозеф серой тенью проскользул в заднюю комнату кабачка. И, повинуясь его чуть заметному знаку, шпионки направились следом.
Отсутствие роскоши, которой славился "Жирный Свин" в кругах, близких к посвященным, сразу же бросалось в глаза: в комнате кроме грубо сколоченного из неструганых досок стола и пары лавок ничего не было. Зато имелись в наличии запасной выход, сложная система подслушивания разговоров и потайной глазок, умело скрытый в обшивке стены. В честь праздника стол был сервирован на семь персон, и отец Жозеф уже занял свое место во главе. Остальные предназначались для гостей, потому как только раз в году собирались вместе секретные, но от того не менее очаровательные агенты кардинала.
Пять девушек расположились за столом, недоуменно посматривая на оставшийся пустым стул. Теперь, без капюшонов, в которых исчезали их лица, было видно, что все они молоды и хороши собой. Уже знакомая нам зеленоглазая шпионка первой нарушила повисшее тяжелое молчание:
- Мы ждем еще кого-то?
Отец Жозеф приготовился ответить, но не успел.
- Та, кого мы могли бы ждать, уже не придет, - негромко сказал Рошфор, входя в комнату, - поэтому ее место за этим столом займу я.
Зеленоглазая внимательно посмотрела на графа. Рошфор никогда не имел славы беспокойного наглеца - напротив, замкнутость и немногословность этого человека словно создавали вокруг него атмосферу серьёзности и некоторой напряжённости. И если он теперь вёл себя несколько вызывающее к тому, бесспорно, должна была иметься причина.
Девушку интересовало, какая именно.
Насколько она знала - а знала она достаточно, иначе не состояла бы на службе у кардинала - миледи Винтер отличалась исключительной изысканностью в отборе мужчин, получавших доступ в святая святых = её спальню. И если покойная графиня могла пойти на многое, преследуя свою цель - как было в уже известном нам случае с д'Артаньяном - то её личная жизнь оставалась тайной за семью замками для немногих посвящённых.
По последним сведениям граф де Рошфор в рядах посвящённых не числился. Неужели под Ля Рошелью что-то успело измениться?
Зеленоглазую шпионку снедало любопытство. Чёрт побери, граф был хорош собой, знатен, богат и главное - очень высоко ценился Его Преосвященством. А дела амурные остаются делами амурными хоть в альковах королевского двора, хоть на театре военных действий - а хотя бы и в обществе шпионов Красного Герцога. Граф понравился девушке - понравился с первого взгляда, с первого его слова - которое было не ахти каким. Точнее - сам Рошфор этого уже не помнил - три года тому назад эту новенькую конюший кардинала Ришелье встретил в трактире "Жирный свин" такими словами: "Господи милосердный, вы сошли с ума, доверить такое дело ребёнку?!"
Она не была ребёнком. Тогда ей было семнадцать, а теперь она числилась одной из лучших шпионок кардинала. Но граф по-прежнему был равнодушен к ней - скорее он даже попросту не замечал её существования, видя перед собой миледи Винтер. И что греха таить - девушка втайне поблагодарила того, кто избавил её от соперницы. Дорога была открыта, но вот насколько она могла оказаться длинной...

 Отправлено: 13.12.10 22:10. Заголовок: Амалия серьезно заду..

Амалия серьезно задумалась: ночью она бегло просмотрела список, не заметив имени любимого дядюшки, но теперь… Каким образом она сможет повлиять на человека, отношения с которым не поддерживала несколько лет? Стоит тому узнать, что племянница работает в интересах Франции… Ей не хотелось даже думать об этом.
Маркиз ди Амеро отличался крутым характером, был в курсе всех больших и малых интриг как Святого Престола, так и Мантуанского герцогства, а самое худшее, что он мог распоряжаться всеми деньгами Амалии до замужества по завещанию ее покойного отца.
И вполне способен лишить наследства за малейшую провинность.
О роде занятий племянницы дядюшка даже не подозревал, предполагалось, что она гостит у дальних родственников в туманной Англии, занимаясь рисованием акварельных пейзажей и прочими милыми женскими штучками, хотя кисть и краски Амалия держала в руках всего пару раз в жизни. Легенда грозила провалом при любой попытке разузнать подробности.
Об этом лучше было подумать завтра, как-нибудь потом, путь до Мантуи не близок. Молодая шпионка вздохнула и отвернулась от окна. Невольно встретилась взглядом с Рошфором.
- О чем Вы задумались? – спросил граф.
Посвящать Рошфора в семейные проблемы не хотелось, девушка нехотя ответила:
- О дожде. О зиме. О будущем. Вам этого достаточно?
- Вполне…
В карете воцарилось молчание, были слышны только удары дождевых капель по крыше и стенкам. Первой не выдержала испытание тишиной Амалия – она заснула, непроизвольно склонив голову на плечо графа.
Насколько уютно было в карете – настолько мерзко оказалось снаружи. Шпион, примостившийся на запятках, тщетно пытался найти укрытие от пронизывающего ветра и капель дождя, норовящих проскользнуть за шиворот. Он несколько раз переменил позу, но холодный январский ветер не давал никаких шансов согреться. Разговоров больше слышно не было, клонило в сон, и удерживал только страх свалиться в темноту с запяток. Мужчина достал из-под плаща веревку и обернул ее вокруг себя, попустив свободные концы под сиденьем, затем крепко завязал. Теперь паденье на ходу ему не грозило, и можно было чуть-чуть отдохнуть…
Когда Амалия проснулась, карета не двигалась с места. За окошком была такая же непроглядная темень, зато дождь, кажется, перестал. А вот лужи остались. Кучер умудрился въехать в самую середину огромного озера на дороге, и виновато объяснял что-то графу, рассерженный голос которого был слышен даже сквозь закрытые дверцы. Потом граф распахнул дверцу и обратился к своей спутнице:
- Нам придется сделать привал до утра. В темноте мы не выберемся из этой чертовой лужи.
Девушка осторожно выглянула наружу: вода плескалась на уровне верхней ступеньки кареты и только чудом не попала внутрь. После дождя похолодало, тянуло легким морозцем. Амалия громко чихнула.
- Вылезайте, будем ждать рассвета у костра.
Графиня шагнула в темноту, осторожно нащупывая под ногами ступеньки. Вода доходила ей почти до колен, и даже сквозь толстую кожу ботфорт чувствовалось ее ледяное прикосновение. Девушка вздрогнула от холода, и покачнулась, с трудом сохранив равновесие. Рошфор сильно сжал ее руку и почти рывком перетащил через лужу. Они оказались затерянными посреди большой дороги с намертво увязшей в грязи каретой. До ближайшего жилья, где можно было переночевать, было не менее трех лье, поэтому не оставалось ничего другого, кроме как коротать ночь у костра, уже разведенного кучером.
Впрочем, у костра оказалось не так уж плохо. По крайней мере, от него шло ощутимое тепло, которое быстро высушило сырую траву вокруг огня. Амалия и сама не заметила, как задремала, положив голов на плечо Рошфору. Граф не спал, продолжая настороженно прислушиваться и оглядываться вокруг, ибо ему было прекрасно известно, что дорога – это вовсе не прогулка в Люксембургском саду, и куда как просто угодить в лапы лихих молодцов, если не окажешься достаточно бдителен и проворен.
Однако единственный «лихой молодец» спал метрах в десяти назад по дороге. Ему пришлось отказаться от костра, чтобы не выдать себя, да к тому же дремать вполглаза, чтобы не пропустить отъезд кареты – но мужчину, казалось, это нисколько не тревожило. Выбрав место под раскидистым дубом, где было более-менее сухо и, завернувшись в плащ, шпион довольствовался тем отдыхом, который предоставляло ему его нелёгкое мероприятие.

Утром Рошфор растолкал храпящего кучера и отправил его возиться с каретой. Вскоре стало ясно, что колёса увязли намертво, и кучеру пришлось отправляться за подмогой в ближайшую деревню. Шевалье, естественно, не стал марать руки столь грязной работой, как выталкивание засевшей в луже кареты – вместо этого он отправился на прогулку по окрестностям, которую можно было с тем же успехом назвать рекогносцировкой. Когда Амалия проснулась, то первым, что она увидела, был букет осенних цветов, собранный графом. Сам Рошфор сидел неподалёку и с довольной улыбкой подкладывал ветки в костёр.
- Что это? – девушка села на импровизированной постели из плащей графа и своего собственного.
- Цветы. Вы любите цветы?
- Люблю, но простите, по какому поводу?
- А разве для этого нужен повод? – беспечно взмахнул рукой граф. – Я немного прогулялся пока вы спали и попутно нарвал этот небольшой букет. Здесь красивая природа, знаете ли.
Графиня ди Амеро недоумённо посмотрела на Рошфора. Что-то неладное происходило с шевалье, если он вдруг начал любоваться красотами пейзажей и собирать цветы. Она поднялась и подошла ближе к огню.
- За нами следят, - тон конюшего Его Преосвященства резко изменился – теперь это снова был прежний, неутомимый, безжалостный и ловкий шпион. – Соглядатай всего в нескольких метрах от нас, на опушке, по ту сторону дороги. Не вздумайте оборачиваться, вы всё равно не найдёте его и только спугнёте! Пусть думает, что его не заметили. Посмотрим, зачем ему понадобилось караулить нашу карету. Говорите о цветах, - Рошфор снова улыбнулся.
- Благодарю вас, граф... Букет на самом деле очень красив...
- …знаете ли, возможно, он даже едет вместе с нами. Интересно, что именно он уже успел узнать, и что из вчерашнего нашего разговора – услышать?
Амалию бросило в дрожь. Мало было забот с любимым дядюшкой – теперь прибавилась новая тревога. Не может ли быть такого, что шпион следит за ней? И приставлен ни кем иным как кардиналом Гонзага? Девушка мысленно застонала: неприятности начинались гораздо раньше, чем им было положено.
Амалия не на шутку испугалась. Рассказать Рошфору о том, что шпион мог быть приставлен ее дядей, значило признаться в подделке документов. Кардинал не столь глуп, чтобы играть на родственных чувствах. Биографии шпионов проверялись, и Ришелье знал о том, что Франческо – опекун Амалии с того дня, как ей было поручено первое задание. Страшно не хотелось быть с позором отосланной обратно в Париж, когда счастье было на расстоянии вытянутой руки. Или даже немного ближе.
- Мы были так неосторожны вчера. Громко называли все имена и титулы. Он мог слышать каждое наше слово, - произнесла Амалия одними губами, не сводя глаз с бессмертников, собранных графом.
- Возьмите букет.
Девушка бережно приняла цветы, и в следующий миг руки Рошфора обвились вокруг ее талии. От неожиданности, точнее, от того, что потаенная мысль вдруг стала реальностью, Амалия отрывисто выдохнула. Выдох, больше похожий на стон. Ненужные более цветы выпали из ставших бессильными рук. Она прикрыла глаза, предвкушая то, что должно было последовать после. И дождалась.
Граф целовал ее, и от этих поцелуев хотелось умереть, чтобы навечно остаться здесь, с ним. Его руки скользили по спине, Амалия не чувствовала под собой ног, еще немного – и она просто рухнет на землю. Рошфор словно угадал ее мысли и осторожно опустил на плащ, не переставая целовать.
Теперь от непрошенного соглядатая их отделяло пламя костра, а треск горящих веток заглушал любые звуки.
С некоторым сожалением – или так показалось влюбленному сердцу?– граф оторвался от теплых губ девушки.
- Простите, что пришлось посягнуть на Вашу добродетель. Необходимо было отвлечь внимание шпиона.
От гнева внезапно перехватило дыхание, и Амалия с трудом выдавила фразу:
- Только поэтому?
- Я вижу, Вы рассчитывали на какие-то иные причины?
- Вы… Вы самый бесчестный человек из всех, кого я знаю!
- Можете даже дать мне пощечину. Это избавит Вас от необходимости разговаривать со мной в дороге.
С преогромным удовольствием Амалия выполнила просьбу графа, вложив в удар всю силу. На щеке отчетливо проступил отпечаток ладони. Рошфор осторожно прикоснулся рукой к лицу и потер ушибленное место:
- По-моему, Вы несколько перестарались. Мой поступок не заслуживает столь суровой кары, но раз дело сделано, то мне ничего не остается, кроме как… - граф прижал к себе Амалию и снова поцеловал. На сей раз девушка разозлилась по-настоящему. После непродолжительной борьбы она оттолкнула Рошфора и вскочила на ноги. С видом оскорбленной добродетели графиня заняла свое место в карете и захлопнула дверцу.
Вслед ей донесся издевательский смех графа.
Рошфор, продолжая посмеиваться, прошёлся туда-сюда по поляне мимо костра, обошёл пару раз карету, словно бы рассматривая увязшие в грязи колёса, и, вернувшись к огню, уселся на плащ. Разложив рядом с собой пистолеты, шомпол, маслёнку и клочок мягкой ветоши, граф занялся чисткой оружия – занятием, призванным сразу и убить время, и незаметно наблюдать за шпионом, и – пожалуй, это было самым необходимым – поразмыслить над случившемся.
Щека ощутимо горела в том месте, куда пришёлся удар такой слабой с виду женской руки, оказавшейся в нужную минуту твёрже камня. Однако эта боль не беспокоила графа – скорее даже доставляла ему некое подобие удовольствия. Вновь и вновь в мыслях он проигрывал эту сцену, вновь и вновь всматривался в тёмные, мечущие молнии гнева, глаза Амалии – и с каждым разом эти глаза, эти губы и это гибкое тело, которое довелось обнимать, казались Рошфору всё соблазнительнее. Более того – но в этом граф не признался бы даже себе – где-то в глубине его души быстро и безвозвратно исчезал в тёмной пучине воспоминаний образ другой, белокурой и голубоглазой, женщины.
Амалия в карете также предавалась размышлениям. Она непрестанно ощущала вкус поцелуев графа на губах – и, рассерженная его поведением, не желала признаваться самой себе, что вкус этот ей не только приятен – он был для неё настоящим взлётом, волшебной сказкой, в которые перестаёшь верить вместе с отлетевшей порой беззаботного детства. Мечта, ставшая реальностью – и так грубо нарушенная непроходимой тупостью, наглостью и самодовольством мужчины. Чёрт бы его побрал, чёрт бы побрал их всех! Кретинов, которые считают, что если им довелось родиться принадлежащими к «сильному» - и кто только додумался их так называть? – полу, то они имеют право творить всё, что им вздумается.
Амалии хотелось заплакать – не от обиды или грусти, но от досады и невозможности тут же, на месте, сквитаться с Рошфором. Конечно, можно было зарядить пистолет и пустить ему пулю в лоб за его наглость – почему-то графиня ди Амеро была уверена, что тот не станет даже сопротивляться. Однако она понимала, что не сделает этого – потому что тогда можно было смело стреляться рядом с ним, ибо жизнь молодой итальянки с некоторых пор – даже где-то помимо её воли – была неразрывно связана с жизнью этого беспечного и наглого человека, который со своей всегдашней загадочной улыбкой чистил сейчас пистолеты возле костра.
Графиня осторожно выглянула из окошка. Рошфор не смотрел в её сторону. Она посидела некоторое время, полускрытая тенью внутри кареты, наблюдая за ним. Потом вздохнула, медленно сосчитала про себя до десяти, придала лицу холодное выражение возмущённой гордости – и вышла из кареты.
- Мои извинения, графиня, - тут же раздался голос Рошфора. – Позвольте пригласить вас к огню. Этот негодяй, наш кучер, что-то не торопится с помощью, а в карете всё же довольно сыро.
Амалия молча села на плащ по другую сторону костра. Граф рассматривал замок пистолета. Внезапно – она даже не видела, чтобы двигались его губы – послышались тихие слова:
- Бога ради, не подходите к карете. Если наш незваный попутчик надумает что-то сотворить с вами, я попросту не успею ничего сделать. Сидите где сидите – вас закрывает огонь и он даже при желании не сможет ни рассмотреть вас, ни прицелиться.
- А вы? – так же тихо спросила Амалия.
Чёрные бездонные глаза графа с насмешливыми искорками в глубине встретились с её взглядом.
- Не волнуйтесь, я пока ещё намерен пожить на этом свете какое-то время.

 Отправлено: 14.12.10 05:23. Заголовок: Бретонка Ивон :sm36..

Бретонка Ивон Читается как книга. Учитесь, Рошфор, вот как надо писать.
Мда, он, конечно, явно не против "служебного романа", но, скорее, относится к этому именно как к веселому приключению.

Спасибо, что выкладываете.

 Отправлено: 14.12.10 05:27. Заголовок: Арамисоманка пишет: ..

Арамисоманка пишет:

цитата:

Учитесь, Рошфор, вот как надо писать

Да я уж стараюсь))

 Отправлено: 14.12.10 05:47. Заголовок: Бретонка Ивон пишет:..

Бретонка Ивон пишет:

цитата:

И услышал, как граф рассказывает своей спутнице о похождениях времен заговора де Шале. - Так вот. Я должен был получить письма у господина де Лега. Тогда рядом со мной не было такой очаровательной помощницы, как Вы. - А как же леди Винтер? Легкое облачко, незаметное в темноте, пробежало по его лицу. - Анна тогда была в Англии. Амалия отметила и обращение по имени, и какую-то глухую грусть в голосе графа. Если слухи были истинны, как раз в это время миледи обзаводилась титулом, наследником и готовилась к вдовству. Неужели Ришелье уже тогда знал обо всем, и она попала в Англию по его воле? Или просто совпадение? - Продолжайте, граф, я внимательно слушаю Вас. - Хорошо. У этого болвана не было ни жены, ни любовницы, ни друзей. Три раза в неделю он ходил в церковь, а по воскресеньям исповедовался. Единственный недостаток, от которого он не мог избавиться - это любовь к заговорам. И в руках такого человека находились судьбы королевы, Шеврез, де Шале, наконец, Франции! Я мог бы дать распоряжение на обыск его дома, но тогда заговорщики заподозрили бы неладное, а нам надо было поймать их с поличным. - И что же Вы сделали? - Я решил сыграть на его богомольных наклонностях. - Однажды вечером, - продолжал граф с усмешкой, - на пороге дома господина де Лега появился бедный монах-капуцин. Смиренно попросив приюта, отказавшись от пышного ужина и ограничившись лишь кубком с водой и кусочком хлеба, этот монах сразу же расположил к себе хозяина. А когда выяснилось, что он был паломником в Риме... Тут, как вы понимаете, господин де Лега пришёл в полный восторг. - И что же? – Амалия внимательно смотрела на Рошфора. - Святая беседа перевалила за полночь, затем медленно перетекла в самую искреннюю в жизни де Лега исповедь, а когда утомлённый хозяин дома уснул, монах вышел из его кабинета и попросил отвести его на сеновал, ибо согласно обету он должен был умерщвлять плоть и возвышать свой дух. Утром же оказалось, что на сеновале никого нет, а в кабинете нет связки писем – всей подробнейшей переписки заговорщиков. Спустя всего неделю де Шале отправился на эшафот, герцогиня де Шеврез – в ссылку, а королева впала в немилость у Его Величества. - Не в первый раз, - позволила себе едкое замечание графиня.

Любопытно. Что-то много полномочий у моего двойника. Я и Жюссака-то взял только чтоб уступить игроку и сделать так, чтоб он, как в фильме, был со мной в Менге. По легенде это был простой капуцин, помощников ему действительно не дали. Все должны были принимать Рошфора за сбежавшего из Франции капуцина, который искал в Брюсселе убежище. Он сидел в Брюсселе, затем, когда доверчивый де Лег дал ему письма, отправился в Форж. Недалеко оттуда он передал письма курьеру Ришелье, подождал, пока их перлюстрируют и вернут, затем передал их человеку Шале. И вернулся назад. Сидел в Брюсселе, пока его случайно не узнали на улице. И ему пришлось срочно переодеваться и сматываться во Францию, чем он вызвал поначалу недовольство кардинала, пока не объяснил, почему ему пришлось покинуть Брюссель. Вообще, его задача была только добыть документы и постараться не попасться, не то, что кого-то арестовывать или обыскивать. Это его келью перевернули вверх дном по приказу эрцгерцога. Пока они искали монаха, Рошфор уже скакал к границе в одежде кавалера.

Часто на ролевых многие детали или упускают из виду, или ими жертвуют, или не знают...

Но все равно, спасибо. Это полезно и игре - что-то сохранится...

 Отправлено: 14.12.10 21:37. Заголовок: Рошфор пишет: По мне..

Оффтоп: Рошфор пишет:

цитата:

По мнению самого Рошфора, если кто-то и имеет право называть себя его отцом, то это, несомненно, кардинал Ришелье. Этому великому человеку Шарль обязан очень многим.

Вот! Вот она правда про все "злодейства и подлости" Рошфора. Ради человека, который заменил ему семью (а по всему видно, что потребность в семье, в душевной близости у Шарля-Сезара несмотря ни на что была) Рошфор готов и переодеваться, и притворятся, и рисковать и выслушивать обвинения в бесчестье от туповатых, недалёких дворян и военных. А ради своей семьи на что не пойдёшь?

Со стороны дороги послышались громкие голоса, и граф сразу же вскочил на ноги. Тревога оказалось напрасной – это наконец-то вернулся кучер. В ближайшей деревне он нанял телегу, в которой вместе с ним приехали двое крестьян. Телега была нагружена соломой и досками, с их помощью кучер надеялся вызволить завязшую в грязи карету. Работы по спасению кареты начались.
Крестьяне спрыгнули с телеги и подошли к карете. По слаженности действий чувствовалось, что им не впервой оказывать такого рода услуги незадачливым путешественникам, и граф не мог избавиться от мучившего его вопроса: не была ли яма на дороге творением рук человеческих? Несмотря на близость к столице, нищета жителей района всегда поражала Рошфора. Каждый зарабатывает, как умеет, и если этот идиот – граф имел ввиду кучера – умудрился попасться в подготовленную западню, тем хуже для него. Придется урезать ему жалованье, чтоб впредь был внимательнее и не считал ворон.
Тем временем мужчины стащили с телеги длинные доски и стали пристраивать их под задние колеса кареты, увязшие в грязи почти полностью. Граф прогулялся от костра до кареты, посмотрел – и снова вернулся к огню. Участвовать в процессе он не собирался, технически все было ясно и так: забросать грязь соломой, потом подсунуть как можно глубже под колеса доски – и можно трогаться с места. В общем, работа не сложная, но требующая времени и определенных усилий.
- Скоро мы сможем поехать дальше? – спросила Амалия, дождавшись возвращения Рошфора.
- Полчаса, час – смотря по тому, насколько глубоко застряли колеса. Вы, верно, проголодались? – без малейшей паузы сменил тему разговора граф.
Вопрос застал девушку врасплох: Амалия вовсе не ожидала от шевалье столь явного проявления человечности и заботы о ближнем, особенно после случившегося этим утром. Но граф спрашивал абсолютно серьезно, ей даже показалось на миг, что куда-то исчезла с его лица ставшая привычной насмешка.
- В общем – то, да. Но я подожду до трактира, как только вытащат карету, не беспокойтесь.
- Зачем ждать? – улыбнулся граф, - Я захватил из «Жирного Свина» небольшой запас еды на дорогу.
Только теперь Амалия заметила плетеную корзинку, стоявшую возле костра. Рошфор сдернул белую салфетку и взору девушки представился роскошный завтрак, способный удовлетворить самого взыскательного гурмана. Чего тут только не было: знаменитая «курица по-неаполитански», несколько видов сыра, белые булочки, еще не утратившие своей свежести…
- Этого хватит, чтобы прокормить полк солдат в течение недели, - восхищенно проговорила Амалия, разглядывавшая кушанья, которые граф одно за другим выкладывал на расстеленную салфетку.
- Не люблю голодать в дороге.
Рошфор разрезал курицу на части и предложил девушке. Амалия с удовольствием жевала куриное мясо со специями, не переставая думать о мужчине, чьи смеющиеся глаза внимательно наблюдали за каждым ее движением. Она напоминала графу неприрученного сокола, готового клюнуть гладившую его руку, но не способного противиться чувствам. Тогда, ночью, он поцеловал ее в шутку, а она восприняла все всерьез. Наутро ситуация была совсем другая. Граф осознанно провоцировал Амалию, и, следует отметить, ему это нравилось. Женщина в гневе обычно становится похожей на мегеру, вызывая единственное желание исчезнуть куда-нибудь подальше, а сейчас граф с наслаждением прокручивал в памяти поцелуй и то, что за ним последовало.
- А вина Вы с собой не захватили? – поинтересовалась Амалия, вытирая губы салфеткой.
Полтора ящика вина бережно хранились под сиденьем кареты, но говорить об этом граф пока не собирался…
- К сожалению, нет, - без зазрения совести соврал верный клеврет кардинала, - но если хотите, у меня есть немного коньяка во фляге.
В подтверждение своих слов Рошфор достал флягу и демонстративно отпил из нее.
- Отличный коньяк. Будете?
- Благодарю, - Амалия сделала глоток, отщипнула кусочек булки и отправила его в рот.
Рошфор несколько замешкался, принимая обратно флягу. Граф с трудом мог представить себе женщину, которую его «коньяк» - напиток, который двадцать с лишним лет выдержки и умелые руки гасконских виноделов довели до обжигающей горло крепости – не заставил бы не то что кашлять, но даже поморщиться. Графиня же меж тем спокойно принялась нарезать для себя сыр.
- Чёрт побери!
- Бер-регись!
От дороги донёсся странный всплеск, и с полутреском-полускрипом карета завалилась на бок. Граф вскочил на ноги, ошеломлённо озирая это падение Пизанской башни и выискивая глазами кучера.
Кучер обнаружился впереди упряжки, удерживающим под уздцы испуганных лошадей. Двое недотёп-крестьян оказались у запяток кареты, при этом у одного рука висела плетью, явно перебитая выскочившей из-под колёс доской. Мысленно поблагодарив свою предусмотрительность – ящик под сиденьем был обит изнутри мягкой тканью а бутылки с вином оплетены соломой – Рошфор направился к карете, намереваясь задать здешним ватажникам хорошую трёпку.
- Вашмилось, щас всё поправим! Не извольте волноваться! – засуетился тот, что был с перебитой рукой. Только теперь, вблизи, граф рассмотрел крестьян лучше. Пострадавший был постарше, меньше ростом и жилистее. Второй – моложе, выше и куда шире в плечах. Внешнее сходство было несомненным: отец с сыном, семейный подряд на помощь путешественникам.
- И как же вы думаете это «поправлять»? – рявкнул граф. Крестьянин ухмыльнулся.
- Вона как, вашмилость!
В это время его сын, подсунув под упавшую карету бревно, поднатужился, нажал на этот самодельный рычаг – и карета стала подниматься из дорожной грязи. Рошфор отшатнулся в сторону – ему показалось, что сейчас она рухнет вторично, придавив и крестьянина, и его самого. Однако карета снова скрипнула и с глухим ударом встала на колёса. Кучер, едва удерживая совершенно шалевших лошадей, повёл их за собой вперёд. Карета покатилась, выбираясь из грязи, и вскоре уже стояла на ровном участке дороги.
- Извольте, вашмилость! Не оставьте без внимания… Для поправки здоровья ото ж...
Рошфор усмехнулся и, открыв кошель, бросил крестьянину луидор. Взгляд графа тем временем быстро метнулся по сторонам: его интересовало, где находится шпион и намеревается ли он продолжать путь. Соглядатая видно не было, но конюший Его Преосвященства утешил себя мыслью, что скрипы и трески, с которыми ворочалась карета, не услышал бы только глухой.
- Собери всё, мы едем дальше, - повернулся он кучеру. – А вы пока хоть грязь с боков вытрите, что ли…
Крестьяне соломой обтёрли карету, а заодно и лошадей. Кучер собрал разбросанные у костра вещи и, спустя полчаса, граф и графиня продолжали своё путешествие в Мантую. На запятках кареты вновь – хотя уже без прежнего удобства, ибо теперь там было весьма сыро – устроился соглядатай. Двое крестьян, уехавшие ещё раньше, уже сидели в первом же придорожном кабачке – и при том рука у старшего удивительным образом исцелилась.

 Отправлено: 14.12.10 21:43. Заголовок: Разговор в карете по..

Разговор в карете после отъезда от места происшествия затих сам собою, хотя причины молчания были различными. Амалия помнила наставления графа и старательно изображала смертельную обиду, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. А Рошфор развлекался, наблюдая внутреннюю борьбу, постоянно менявшую выражение лица девушки, и периодически прихлебывал коньяк.
После ночной стоянки карета насквозь пропиталась сыростью, особых надежд на январское солнце граф не питал – достаточно было взглянуть на серое небо, затянутое темными свинцовыми тучами – поэтому спасаться от холода приходилось подручными средствами, среди которых почетное первое место занимало творение гасконских виноделов. Фляга быстро пустела, и в какой-то момент графу стало немного жаль шпиона, вынужденного напрасно мерзнуть, ведь подслушивать тишину - занятие бесперспективное.
- Мне кажется, ночью мы не до конца обсудили план наших действий в Мантуе, - завел разговор Рошфор, плотно завинчивая крышечку. Коньяка осталось совсем чуть-чуть, и граф решил приберечь его на крайний случай.
Амалия хотела, было, одернуть графа, по ходу дела забывшего о своих же душеспасительных нравоучениях, но вовремя заметила насмешливые огоньки, плясавшие в его глазах. Ну что ж, она докажет, что тоже кое-чего стоит! Самолюбие не позволяло спустить графу его омерзительное поведение утром, подыгрывать ему графиня не собиралась, точнее, собиралась, но отнюдь не так, как на то рассчитывал Рошфор.
- А, по-моему, наше задание предельно ясно. Приедем на место - узнаем подробности.
- Ночью я был с Вами не до конца откровенен, но теперь пробил час истины. Мое поручение не исчерпывается только тем, что я уже рассказывал.
Графиня с плохо скрытым удивлением посмотрела на него:
- Что Вы имеете в виду?
- Мы остановились на личности… - Рошфор достал помятый листок, разгладил его ладонью, - кардинала Гонзаго, присутствие которого в списке так Вас заинтересовало.
- Вам показалось, я не имею чести знать этого человека, - быстро ответила Амалия. Только бы он не заметил внезапно севшего голоса…
- Тем лучше, потому что мне он хорошо известен. Причем с плохой стороны.
Девушка резко изменилась в лице. Если шпион подослан ее дядей, опасно даже шутить на эту тем, чтобы случайно не раскрыть правду. А граф между тем разливался соловьем, привнося в диалог свежую струю ахинеи:
- До меня дошли слухи, что кардинал был неоднократно замечен в столь предосудительных деяниях, что мне неприятно говорить о них, но необходимо, ради Вашей безопасности.
- А причем здесь я?
- Единственный способ добиться доверия господина Гонзаго – показать, что нам известны все его проступки, и мы готовы с радостью разделить его склонности.
- Какие склонности, черт возьми?
- Черные мессы, групповые оргии, человеческие жертвоприношения, - граф перечислил самым будничным тоном жуткую смесь пороков человечества, которую только смог придумать.
Эффект был потрясающий. Шпион чуть не свалился с запяток, а Амалия впала в ступор от жуткой мысли: а вдруг все это правда?
На некоторое время в карете воцарилась леденящая душу тишина. Шпион, снова угнездившийся на запятках, весь обратился в слух. Ему вдруг стало весьма холодно и неуютно - ибо целью его путешествия был тот же самый кардинал Гонзаго.
Амалия молча размышляла. Дядюшку она не видела уже довольно давно, но в последнюю встречу он вовсе не напоминал буйнопомешанного. Напротив, Гонзаго во многом походил на Ришелье - строгий, аскетичный, очень умный, щедрый и беспощадный. Огромное состояние кардинала позволяло ему вести дела не скупясь - что, естественно, привлекало к нему многих сторонников. Сторонники эти делились для кардинала на несколько кругов, и самым немногочисленным, но зато самым близким и преданным был тот, в который входили люди, служившие Гонзаго не по зову денег или в попытке сделать карьеру. Это были связи зачастую древние, родовы, основанные на долге, чести и личной привязанности - насколько это вообще возможно.
И этот человек вдруг стал воплощением зла?! Графиня тихонько фыркнула, сдерживая смех - шутить изволите, сударь. Гонзаго уважали даже его враги, и хотя, бесспорно, он примерно наказал бы свою племянницу, узнав, кем она стала, но всё же монстром он не был.
- И что же вы предлагаете, граф? Явившись в Мантую принять участие в групповой оргии? - глаза Амалии хитро блеснули.
- Если того потребует наш долг... - возвышенно начал Рошфор. Следующая фраза графини разом спустила его с небес вранья на землю.
- Тогда нам нужно хорошенько отрепитировать.
Конюший Его Преосвященства поперхнулся словами, изумлённо глядя на девушку. Графиня же со спокойной улыбкой отвернулась к окну - любоваться окрестными пейзажами. В качестве компромисса граф отвинтил крышечку на фляжке и сделал большой глоток коньяка.
Шпион от последних слов Амалии всё-таки свалился с запяток. Но карета не успела проехать и двадцати ярдов, как вдруг встала и раздался голос кучера:
- Таверна "Золотой Лебедь", хозяин!
- Мы здесь остановимся, - донеслось из кареты. Шпион облегчённо вздохнул и быстро ретировался в придорожные кусты.
Гостиница была из обозначенных в списке отца Жозефа, потому хозяин, мельком взглянув на графа, многозначительно кивнул и сделал неопределенно приглашающий жест рукой. Рошфор выскочил из кареты и помог выбраться девушке. Пока Амалия осматривалась по сторонам и объясняла кучеру, какой чемодан следует достать, граф вместе с хозяином вошел в гостиницу.
- Милейший, мне необходима твоя помощь.
- Все, что угодно. Лишь бы Его Высокопреосвященство остался доволен мною.
- В этом можешь не сомневаться, кардинал любит, когда ему верно служат.
- Что я могу сделать для господина графа?
- В твоей гостинице есть комната, которая бы легко прослушивалась, но была недосягаема для нескромных взоров?
- Конечно, сейчас покажу. Идемте за мной.
Рошфор посмотрел в сторону кареты - Амалия окончила препирательства с кучером, теперь он понуро тащил в гостиницу чемодан девушки, а она налегке шла за ним. Шпион куда-то исчез, нападения можно было не опасаться, поэтому граф с чистой совестью отправился вслед за хозяином.
Маленькая комнатка на втором этаже находилась в самом конце коридора, отделенная от соседних толстыми звуконепроницаемыми стенами. Дверь с железными полосками подкупала своей прочностью, проковырять отверстие в таком слое дерева - нелегкая задача. Граф внимательно осмотрел запоры, но замочной скважины не было.
- Дверь закрывается только изнутри. Она для особых случаев, ну, Вы понимаете?
- Это мне как раз подходит.
Рошфор подошел к окну и выглянул наружу. Под окном не росло ни одного дерева, стена дома оказалась гладкой и недавно заштукатуренной. Слышимость при полуоткрытом окне была великолепная, а посмотреть, что делается внутри, можно было только при наличии за спиной пары крыльев.
- Комната меня устраивает. В нее Вы поселите мою спутницу.
- А где желаете разместиться Вы?
- Мне подойдет любая комната по соседству. Да, и позаботьтесь, чтобы нас не беспокоили.
Хозяин поклонился в знак согласия и отправился отдавать необходимые распоряжения.
Когда Амалия переступила порог комнаты, первое, что она увидела, была фигура Рошфора на фоне окна. Лучи солнца образовывали вокруг головы графа подобие ореола, придавая ему сходство со святыми, обычно изображаемыми на иконах.
- В целях экономии средств Вы намерены разделить со мной комнату? - спросила девушка, вызвав своим вопросом саркастическую ухмылку графа.
- Напротив, я решил поселиться по соседству, чтобы не нарушать своим присутствием Вашего уединения. Я только проследил, чтобы Вас устроили максимально комфортно.
- Благодарю за заботу, я тронута. Не стоит волноваться, оставьте меня одну.
Выпроводив графа, Амалия облегченно вздохнула - хотелось переодеться и немного расслабиться. После ночи, проведенной у костра, все тело ломило от сна в неудобной позе, отдых был необходим, как воздух. Амалия ополоснула руки и лицо теплой водой из таза в углу комнаты, а после уселась в мягкое кресло, поджав под себя ноги. Из чемодана она вытащила несколько листов бумаги с отвратительными акварелями и с некоторым презрением к самой себе стала их перебирать. Кроме видов Лондона, в спешке срисованных с гравюр, имелось и несколько портретов, на которых, несмотря на отдаленное сходство с оригиналами, внимательный наблюдатель мог бы заметить светлые образы графа, дядюшки Гонзаго и уже знакомого нам шпиона. Девушка нахмурилась - похоже, в покое он ее никогда не оставит. Придется рассказать Рошфору о том, кто именно следит за ними - пусть граф сам решает возникшую проблему, ей и так хватает забот в жизни. С такими благими намерениями графиня и не заметила, как заснула в кресле.
Проснулась Амалия от настойчивого стука в дверь. Слегка позевывая, она поднялась на ноги и отодвинула засов.
- Добрый вечер, графиня.
- Добрый вечер, граф. А сколько времени?
- Почти восемь. Разрешите войти?
Девушка посторонилась, пропуская графа, Рошфор вошел в комнату и сразу же задвинул за собой засов. Только теперь Амалия заметила под мышкой графа какую-то книгу в черном переплете с серебряной пентаграммой на обложке.
- Что это у Вас?
- Название этой книги нельзя произносить вслух, ибо те, кто ее читает, рискуют подарить свою душу дьяволу. Вы слышали о +, - граф приблизил губы к самому уху девушки и тихо произнес название книги.
- Никогда не слышала о такой книге. Где Вы ее взяли?
- Тсс-с, - приложил палец к губам граф, - не задавайте лишних вопросов, у нас мало времени. Зажгите все свечи, которые есть в комнате.
Рошфор положил драгоценную книгу на стол, в то время как Амалия выполняла приказание графа. Девушка терялась в догадках: что именно задумал конюший Его Высокопреосвященства? И не было ли тут связи с ее неосторожными словами, сказанными в карете по поводу практики? Графиня в который раз дала себе невыполнимое обещание держать язык за зубами, но благими намерениями вымощена дорога в ад, куда, по-видимому, и собирался отправиться граф, да еще в хорошей компании.
- Чтобы пройти тернистым путем к свету истины, необходимо пользоваться указателями, которые служат нам путеводными звездами в океане сомнений и неверия, - начал повествование граф, время от времени сверяясь с исписанным с двух сторон листком бумаги, - на протяжении веков многие люди отдали свои жизни за это, ибо сказано было, что станут равными богам вкусившие от древа познания добра и зла. В наследство от смельчаков, дерзнувших бросить вызов богу, достались нам ключи, постичь тайный смысл которых способны лишь отважные духом и упорные в непрестанном поиске света, который сможет рассеять тьму.
С возрастающим удивлением девушка смотрела на графа, стараясь вникнуть в суть сказанного. Суть ускользала. А речь и не думала стремиться к концу.
- И вот теперь я близок к разгадке тайны. Мне помогли в этом, - Рошфор с надеждой обвел взглядом комнату и заметил акварели, брошенные в кресле, - гравюры, созданные под руководством высших сил.
- Не трогайте, - выкрикнула девушка, но было поздно: в руках графа оказался собственный портрет и несколько видов Лондона.
- Да, да, именно так! - Рошфор не обратил внимания на содержание рисунков - он был в состоянии того творческого порыва, который обычно заставляет актёров играть так, словно они живут происходящим на сцене. Водрузив свой портрет на каминную полку в окружение свечей, граф раскрыл книгу и принялся за чтение.
- "И сказано им было, что лишь Один путь соединит в себе многие. И буде тернисты дороги их, должно следовать избранной, ибо лишь она приведёт их к Единому Пути.
В седьмой день от конца, одиннадцатый год от начала, под серебряным солнцем мёртвых, когда цветёт кипарис..."
Амалия со смесью ужаса и недоверия смотрела на происходящее. Наконец, девушка совладала с первой растерянностью, вызванной внезапным появлением графа и его активной деятельностью, и сделала шаг к Рошфору.
И тут же колдовские чары рассеялись.
Книга в руках конюшего Его Преосвященства оказалась обычным гроссбухом хозяина таверны, перетянутым в чёрный бархат и с намалёванной мелом пентаграммой - часть из которой успела уже осыпаться. Граф же нёс полную ахинею, виртуозно импровизирую на ходу и практически не глядя в записи. "Семь свиных окороков, куплены у Луана. Проданы по одиннадцать су серебром". "Дрова для коптильни, кипарис. Две подводы по шестнадцать пистолей".
Амалию разобрал смех. Однако она вовремя заметила внимательный взгляд графа: Рошфор стоял, повернувшись к ней, и казалось, к чему-то чутко прислушивался. Где-то во дворе таверны скрипнула телега, из зала внизу доносился гомон голосов. Заржала лошадь, с приглушённым расстоянием и стенами шорохом кто-то ворочал сено на сеновале. Графиня словно попала в мир звуков - всё, что происходило в таверне и возле неё, было слышно в комнате. И можно было не сомневаться - происходяшее в комнате хорошо слышно снаружи.
Под окном тихо хрустнул гравий и что-то процарапало по побелке стены. Амалия вздрогнула, но Рошфор просиял. Осторожно шагнув к окну, граф сквозь щель между ставнями посмотрел вниз. Удовлетворённо кивнув, он вернулся в центр комнаты, словно в экстазе воздел руки к потолку, запрокинул голову и завопил:
- "И да будет так!"
Затем раболепно бухнулся на колени перед своим портретом, почтительно поцеловав край рисунка.
Амалия фыркнула и попыталась выдать пробившийся смех за кашель.
Граф поднял глаза и наконец увидел, кто был изображён на портрете. Медленно поднявшись, Рошфор сделал шаг назад и отвесил изображению низкий поклон... резко обернулся и графиня ди Амеро оказалась в его объятиях.
- Что вы себе...!
Остаток фразы заглушил долгий поцелуй.

 Отправлено: 14.12.10 22:45. Заголовок: Большой оффтоп: Бре..

Оффтоп: Большой оффтоп:

Бретонка Ивон пишет:

цитата:

Вот! Вот она правда про все "злодейства и подлости" Рошфора. Ради человека, который заменил ему семью (а по всему видно, что потребность в семье, в душевной близости у Шарля-Сезара несмотря ни на что была) Рошфор готов и переодеваться, и притворятся, и рисковать и выслушивать обвинения в бесчестье от туповатых, недалёких дворян и военных. А ради своей семьи на что не пойдёшь?

И то он в деле Марильяка пытался защищать своего родственника, за что было угодил в немилость. Родственники его достали и на службе. И он много для них сделал, для сводных братьев. Это Ришелье настаивал, чтоб Рошфор ставил службу выше семейных интересов. А у того не всегда это получалось. И через все Мемуары красной линией проходит эта его боль, потребность в семье, обида на мачеху, надежда на примирение с отцом, боль от того, что он так его не простил...

Игрок с Молодости упустил то, что он все-таки навещал родных. Когда он из Локатэ поехал в Париж поступать на службу, он заехал к ним. И когда он сказал им, куда едет, как они изменились, устроили ему прием... Алчные и продажные люди... Но это они от него отрекались, а не он. А он и позже, несмотря на все, их не забывал, и даже позже пытался искать у них помощи. Только грубые слова отца заставляли его собрать вещи на следующий день.

Насчет "готов пойти на все" - отчасти да. После цыган, после того как ты в родном доме ел со слугами - все эти переодевания и валяния в навозе - лишь веселое приключение. Но - он сам пишет, что ему противно ремесло шпиона, он предпочел бы военное дело. В деле Шале было даже и трудно - он не привык к таким переходам(он пешком шел всю дорогу на самом деле), потом проспал двое суток, когда пришел в монастырь. И постоянно был в напряжении. Он пишет, что Ришелье послал его в настоящее чистилище. Из серии "противно - но надо". Но ему хотелось лучшего.

Часто обвинения в подлости звучали несправедливо, от родных, лишь потому, что мачеха ненавидела сына от другой женщины, и старалась его выжить, и обработала отца(ее дети, что интересно, ее мнение не разделяли). Достучаться до них и добиться справедливости было невозможно.

Его ненавидели друзья и родственники тех, кого он разоблачал. Но не могут предатели и заговорщики не ненавидеть того, кто их поймал, конечно. Но это скорее честь: ненависть герцогини де Шеврез, Гастона Орлеанского и им подобных - это знак, что ты сделал все правильно. Кто они были в истории - известно. Это как преступники ненавидят сыщиков и полицию.

А остальные поняли все правильно, иначе как бы он Бофору и Тюренну служил?

И кроме этого, этой выполненной по службе "подлости", ему нечего вменить в вину. Чаще его подставляли, а не он кого-то.

В общем, переведут Мемуары - почитаете)

Все, закругляюсь. Продолжайте))

 Отправлено: 15.12.10 09:18. Заголовок: Рошфор Называется &#..

Рошфор Называется "Остапа понесло" Это он под большим впечатлением от "Мемуаров", сейчас их распечатали и читаем.

Любопытно, что за шпионы? Люди Гастона? Шеврез? Или нечто неканоническое?

 Отправлено: 15.12.10 23:21. Заголовок: Беседу про "злод..

Беседу про "злодейства" Рошфора отметила оффтопом.

Бретонка Ивон Продолжайте. Спасибо Вам!

 Отправлено: 16.12.10 00:57. Заголовок: Рошфор А вот если бы..

Рошфор А вот если бы это не Ришелье юного Шарля пригрел, к себе приблизил а кто - нибуть из партии королевы или Гастона( ну наример де Тревиль)? И Рошфор боролся бы против кардинала?

Продолжаю выкладывать:

 Отправлено: 16.12.10 01:02. Заголовок: - Отпустите, это про..

- Отпустите, это просто шутка, - сказала едва слышно девушка, тысячу раз прокляв себя за малодушие.
- Хотите, чтобы я поверил, хотя сами не верите? – прошептал граф, наклонившись к самому уху Амалии, и от его дыхания создавалось ощущение серебряного дождя по коже, - я знаю, что рисунок был сделан под влиянием чувств. Вы слишком романтичны - и слишком искренни. И именно Вы добавили к посланию кардинала две строки со своим именем, чтобы ехать со мной в Мантую.
- По какому праву Вы устраиваете мне допрос? – смущение постепенно уступало место гневу, Амалия нашла в себе силы посмотреть ему прямо в глаза – и тут же утонула в их бездонности, ибо нельзя безнаказанно смотреть в зеркала своей любви.
Граф оставил реплику без внимания. Амалия закрыла лицо руками и тихо произнесла:
- Это правда. Я…
- Молчите, - Рошфор убрал ее руки от лица и провел пальцем по губам девушки, - иначе Вы никогда не простите себе этих слов.
- Пускай, мне все равно: я люблю Вас!
- Так в чем же дело? – граф поднял ее на руки и поцеловал. Сразу закружилась голова, Амалия глухо проговорила:
- Что Вы хотите…?
- По-моему, в карете шла речь о необходимости репетиции?
- Но ведь снаружи слышно каждое слово!
- Значит, нет смысла в дальнейших разговорах.
Шпион под окном просто изнывал от нетерпения. Последнее, что он слышал, был экстатический возглас графа «И да будет так!», а потом все смолкло. Только доносился невнятный шепот, отдельных слов было не разобрать. В отчаянии он огляделся по сторонам: кроме кустарника, служившего жалким прикрытием его любопытству, никакой растительности возле гладко оштукатуренной стены таверны не наблюдалось. Происходящее в комнате интересовало все больше и больше, спектакль нашел самый горячий отклик в его сердце. Правда, он заметил некоторые отличия от традиционного обряда, но возможно, это особенности французской ложи? Неужели граф тоже принадлежит к тайному братству?
Вот ведь как бывает иногда с невинными шутками…

Со своей ношей граф добрался до кресла и сел в него, устроив девушку на коленях. В людях Рошфор всегда ценил смелость, поэтому признание Амалии его тронуло. А три дня назад он не подозревал о ее существовании...
Рошфор налил стакан вина и протянул ей:
- Выпейте, милая графиня, и успокойтесь. Я искренне восхищен Вами. Вместе с таким человеком можно смело рисковать жизнью, не опасаясь получить удар кинжалом в спину. Я рад, что мы оказались вместе в начале этой долгой дороги.
От волнения Амалия чуть не захлебнулась, с трудом удержав стакан у губ, но потом все же выпила благотворящую жидкость, напряжение немного спало. А граф продолжал речь, о которой сам не смог бы с уверенностью сказать, были ли ложью эти слова утешения:
- Я сохраню в сердце все сказанное Вами сегодня, Амалия, - граф коснулся губами ее ладони, а потом крепко обнял.
Тишину в комнате можно было нарезать ножом, казалось, время остановилось на полпути к бесконечности, и можно было вот так, не шевелясь, просидеть в кресле до рассвета, предаваясь размышлениям. Идиллическая картина была прервана странным шорохом за окном, как будто по земле осторожно тащили волоком что-то тяжелое. Рошфор помог девушке подняться на ноги и молнией метнулся к окну. Граф сдержанно выругался, когда увидел, что шпион почти дотащил до стены таверны садовую лестницу…
- Вы знаете, кто следит за нами? – шепотом спросил граф Амалию, которая подошла к окну вместе с ним.
- Думаю, что да. Но я понятия не имею, зачем.
- Вы мне все расскажете после, а сейчас нам надо продолжить спектакль. Нельзя допустить, чтобы он догадался об обмане.
- Но как? Я никогда не участвовала в подобных вещах!
- Можно подумать, я все свое свободное время посвящал изучению черных месс и демонологии!
- У Вас неплохо получается, граф.
- Вы мне льстите. Принесите сюда книгу.
Девушка подобрала с пола гроссбух и протянула ее Рошфору. Тот перевернул несколько страниц и вырвал лист, почти полностью залитый чернилами:
- Надеюсь, мэтр Саньер меня простит за столь грубое отношение к его денежным делам, – пробормотал Рошфор, выдирая из книги еще несколько страниц, - что смотрите? Несите свои акварели!
Жестокая судьба была уготована невинным творениям Амалии, но она решительно сгребла в кучу рисунки и отдала их графу. Рошфор бегло просмотрел – и все-таки отложил свой портрет в сторону, то ли из тщеславия, то ли из уважения к художнице, а оставшиеся раскидал вокруг себя.
- Как-то неубедительно, - произнесла Амалия, - мне всегда казалось, что на черных мессах много крови и кого-нибудь убивают.
- На это нет времени. А впрочем… - граф снял со стола бутылку и стал щедро разливать по бумагам бургундское.
Картина становилась все более жуткой: расставленные повсюду свечи, разбросанные бумаги, залитые чем-то алым, меловая пентаграмма на полу... Рошфор любовно оглядел творение рук своих и тихо приказал:
- Раздевайтесь и ложитесь в центре. Будете жертвой.
- Какого черта Вы себе позволяете? – прошипела девушка, мгновенно покраснев от мысли о картине, которую предполагали его слова.
- Вам помочь, моя дорогая? Вы ведь должны понимать, что если есть способ заставить шпиона попасть в западню, то мы не должны им пренебрегать во имя того дела, которое нам поручено.
- Ну, так сами и раздевайтесь! – в сердцах бросила Амалия.
- А шпиона ловить будете Вы? – граф издевательски рассмеялся и отсалютовал Амалии шпагой, - если хотите, я даже могу отвернуться…
Не глядя больше на девушку, Рошфор подошел к окну и затаился за створкой внутреннего ставня, весь обратившись в слух. Мысленно помянув незлым тихим словом и графа, и его матушку, и кардинала, имеющего таких верных слуг, графиня сняла халат и рубашку и улеглась в центр магического круга. Для пущей достоверности она слегка прикрылась окрашенными вином листами бумаги. Все приготовились ждать.
И тут верхний край лестницы опустился на подоконник. Ступеньки заскрипели под тяжелыми шагами соглядатая, который быстро поднимался наверх. Когда он увидел распростертое на полу в крови тело девушки, он буквально ввалился в комнату, окончательно позабыв страх быть обнаруженным. И в тот же миг почувствовал на своей шее холодное лезвие шпаги.
- Кто Вы, и что Вам здесь нужно? - интонации в голосе Рошфора не предвещали ничего хорошего.
Слова графа пригвоздили шпиона к полу намного надежней, чем острое лезвие, царапавшее его шею.
- Я все объясню, - быстро проговорил мужчина, бросив шпагу на пол. Правую руку он засунул за пазуху и вытащил оттуда конверт, который протянул Рошфору.
- Открывайте, - произнес с усмешкой граф. Знаем мы таких вот любителей отвлекать внимание – чуть зазеваешься, и птичка выскользнет на волю. Шпион разорвал пергамент и достал красный эмалированный восьмиугольный крест. На жемчужном овале в центре креста можно было различить черное изображение пронзенной кинжалом головы.
- Я хотел сразу предъявить это, но не был уверен, что Вы тот самый человек, который мне нужен.
Граф взял протянутый крест и с недоумением повертел в руках. Где-то он уже встречал изображение такого креста… И вдруг заметил на оборотной стороне инициалы «J.M.» Жак де Молэ! Только храмовников, или, как теперь они себя называли, масонов, не хватало для полного счастья. С другой стороны, стоило попытаться извлечь выгоду из нового поворота событий.
- Ничего об ордене отнюдь не открывать никому, не удостоверившись тщательным испытанием, что он истинный свободный каменщик, - бормотал шпион в каком-то экстазе, вперив восторженно-идиотический взор в Рошфора. Граф только вздохнул и опустил шпагу.
- Может быть, Вы побеседуете в другом месте? А я бы пока оделась, - подала голос Амалия, и мужчины одновременно обернулись к ней, вспомнив о ее существовании. Рошфор тут же нарушил свое обещание не смотреть на неодетую графиню, но вовремя опомнился и подтолкнул шпиона в направлении двери.
- В самом деле, при нашем разговоре не должны присутствовать посторонние. Закройте за мной дверь и не впускайте никого, понятно? – не слишком вежливо произнес граф, которому в данный момент времени меньше всего хотелось вспоминать все, чего он не знал о тайных обществах, и покидать свою очаровательную напарницу.
Когда дверь захлопнулась, Амалия несколько минут пролежала в той же позе, будто надеясь, что он сейчас вернется, но ничего не происходило. Видимо, им было нескучно и без нее, - в сердцах подумалось графине. С трудом пытаясь сдержать слезы разочарования, она накинула рубашку и халат. Взгляд остановился на бессмертном бухгалтерском творении метра Саньера, и книга полетела в направлении двери, с глухим стуком треснувшись о дерево. За ней последовала бутылка из-под вина, поднос с ужином, бронзовый подсвечник… Больше кидать было нечего, и девушка слегка успокоилась. Плотно задвинув засов на двери, она снова уселась в кресло.
Из акварелей уцелел только портрет графа. Это надо исправить! – подумалось Амалии, и с наслаждением она принялась исправлять, подрисовывать и украшать собственное творение угольным карандашом.
В соседней комнате разговор питался более высокими материями. Рошфора уже начинало тошнить от экстатического потока мыслей, который этот профан выливал на него. Наконец, в рассказе стали проскальзывать осмысленные нотки, и граф прислушался внимательнее.
- … меня направили с поручением к кардиналу Гонзаго, и когда я случайно узнал, что его племянница в Париже, я не мог упустить свой шанс.
- Кто направил?
- Тот, кто дал мне этот знак. Для кого ни одна черта жизни человеческой, ни мысли, ни деяния его – ни возмарается из великой книги бытия. Кому я поклялся верностью и послушанием, ибо слепо долженствует посвящаемый слову Великого Мастера…
- Я что-то не улавливаю – причем здесь я и графиня ди Амеро? – терпение графа подходило к концу. К тому же, перед глазами то и дело всплывал образ лежавшей на полу Амалии, и это тоже мешало сосредоточиться.
- Мне случайно стало известно, что Вы едете в Мантую, и я решил, что вместе мы скорее достигнем цели. Простите, что не сразу представился и следил за Вами, но надо было удостовериться, что Вы один из наших. Вы ведь состоите во французской ложе? Обряд немного отличается от принятого в Шотландии.
- Да, конечно. Истина многолика, как и пути к ней, - туманно ответил Рошфор, предпочитая не вдаваться в подробности. Крест же машинально опустил в карман – пригодится, - Итак, чем Вы можете быть полезны мне?
- У меня есть письмо к Его Высокопреосвященству де Гонзаго, которое откроет двери в кардинальский дворец.
- Где оно?
Шпион достал письмо, запечатанное светло-зеленой печатью с оттесненным на ней орлом. Граф повертел письмо в руках, потом поднес его к свече и немного подержал над ней, чтобы нагреть воск. Тонким ножом граф сковырнул печать, оставив рисунок на ней в неприкосновенности. Шпион с восхищением смотрел за действиями мастера, забывая порой дышать. Письмо оказалось коротким, но содержательным:
«Любезный брат мой! Направляю к тебе посланника, который передаст ключ, открывающий двери к твоему сердцу. Мы хотим знать, окажешь ли ты поддержку нашему общему врагу, чьи конницы уже мчатся по пыльным дорогам в направлении твоей родины? Наша воля и страстное желание – никаких переговоров, борьба до последнего. Мы знаем, что твое мнение решает многое, и настоятельно рекомендуем последовать нашему настоятельному совету».
Подписи не было, но, несмотря на осторожность адресата, письмо говорило о многом. Рошфор мгновенно вспомнил о талантах Амалии – а что, если переписать текст так, чтобы письмо принесло пользу вместо вреда? Над этим стоило поработать, а пока граф сложил бумагу в карман и произнес:
- Ты правильно поступил, что доверился мне, брат мой. Теперь можешь идти отдыхать в «Танцующего фавна» - ты ведь там поселился?
Шпион вытаращил глаза – граф начинал казаться ему сверхъестественным всезнающим существом, хотя на самом деле в городишке было всего две приличных гостиницы, в которых можно было остановиться.
- Да, конечно, конечно, - ответил шпион, пятясь к двери. Через время его шаги затихли в конце коридора. Граф посмотрел в окно – в свете фонаря над дверью было хорошо видно, как шпион пулей вылетел из гостиницы, бросил взгляд на окна второго этажа, сквозь ставни которых пробивался свет и опрометью кинулся бежать по улице прочь. Так, с этой проблемой было покончено. Граф криво ухмыльнулся – нет, положительно, человек в здравом уме и твердой памяти не может участвовать в тайных религиозных обществах. Надо бы посоветоваться с Амалией, сможет ли она подделать почерк в письме, адресованном ее дядюшке. Приняв это твердое решение, граф постучался в дверь соседней комнаты.
- Амалия, откройте, мне необходимо поговорить с Вами.

 Отправлено: 16.12.10 23:50. Заголовок: Бретонка Ивон пишет:..

Бретонка Ивон пишет:

цитата:

А вот если бы это не Ришелье юного Шарля пригрел, к себе приблизил а кто - нибуть из партии королевы или Гастона( ну наример де Тревиль)? И Рошфор боролся бы против кардинала?

Хм... Трудно себе представить это... Рошфор, такой, какой он был в начале карьеры, вряд ли их мог заинтересовать. Им нужен заговорщик, человек, который был бы им выгоден. Юнец, взявший в плен испанского офицера, им не интересен. Зато кардинал мог увидеть что-то в том, как Рошфор это выполнил. А узнай они его историю, тем более вряд ли бы пригрели. Пригреть кого-то мог Ришелье. Да они не такие люди, чтоб уметь быть благодарными и ценить людей. Рошфор по характеру к тому же им не подходит. Его могут возмутить(да и возмущали) дебоши Гастона и блуд и интриги герцогини. Он пытался во время Фронды работать на их партию. Ничего хорошего из этого не вышло. Нет, каков ты - таков и твой хозяин. После Ришелье он надолго задержался только у Бофора и Тюренна. Потому что для Рошфора важно, кому он служит.

Де Тревиль - тоже, в жизни он не такой благородный, как у Дюма, и еще не был капитаном мушкетеров. Факт - особо отметил это именно Ришелье. Из всех именно он решил пригласить Рошфора на службу после подвига в Локатэ.

Да что там - если б да кабы... Вот не случилось)))Скрытый текст

Если б мы квартиру не продавали перед отъездом за границу, давно б имели свой отдельный дом... Что на роду написано, то и получите...

 Отправлено: 17.12.10 00:26. Заголовок: - Идите к чёрту. - Ч..

- Идите к чёрту.
- Что-что?! - Рошфор изумлённо уставился на дверь.
- О, простите. Я неверно выразилась. Чтоб духу вашего не было подле моей двери, господин граф! - в голосе графини отчётливо сквозила язвительность, но Рошфору послышались и другие нотки - нотки сильной обиды. Хотя сейчас конюший Его Преосвященства был менее чем когда-либо настроен на долгие успокоительные беседы, он всё же смягчил свой голос насколько возможно - во многом тому поспособствовало видение распростёртой на полу Амалии, услужливо всплывшее в памяти.
- Моя дорогая графиня, - граф наклонился к замочной скважине, и шёпот его был слышен только в комнате, - умоляю вас открыть мне дверь. У меня есть важные сведения относительно вашего дядюшки.
- Какого дядюшки?
- Я что, должен кричать его имя на всю гостиницу?!
Засов глухо прошуршал в пазах и дверь открылась. На пороге стояла Амалия, скрестив на груди руки. Граф с сожалением отметил наличие на девушке халата - он предпочёл бы снова видеть её на полу, или хотя бы на постели, ибо Рошфор был уверен: графиня ди Амеро не обнажилась бы ни за что, если б не имела на то своих причин.
- Входите, не стойте на пороге - сквозняк.
Граф вошёл внутрь и, тщательно прикрыв за собой дверь, заговорил шёпотом. Он помнил, в какую комнату по собственной его просьбе их определил мэтр Саньер.
- Ваш дядюшка, кардинал Гонзаго, - глаза Рошфора хитро блеснули, когда он увидел удивление Амалии, - оказывается, состоит в ложе. То что Гонзаго ваш дядя и почему вы это забылыи можете мне не объяснять. Но нам нельзя не воспользоваться такой удачной возможностью. Поэтому я прошу вас немедленно вспомнить и рассказать мне о нём всё до мельчайших деталей, что только возможно. А также, если вы знаете что-либо о обрядах масонов, то я...
Граф запнулся, ибо в этот момент увидел свой портрет. За те несколько минут, что длилась его беседа со шпионом, Амалия успела основательно подправить творение. Нарисованный Рошфор обзавёлся небольшими рожками, трезубцем в одну руку и фолиантом, подозрительно походшим на гроссбух мэтра Саньера - в другую. За спиной графа пылал огонь и всё лицо его, исправленное рукой взбешённой графини, выражало высшую степень магического экстаза. Увидь его сейчас шпион - как знать, не принял бы за самого Мастера?
Нехорошо осклабившись, Рошфор медленно повернулся к Амалии. В глазах графа плясали отблески камина, придавая ему невероятное сходство с сюжетом портрета.
- Мило...
Амалия не сочла необходимым ответить, скрестив на груди руки, она с вызовом смотрела на графа, и, если в черных глазах плясали искорки камина, то зеленые светились испепеляющим огнем, по сравнению с которым адское пламя казалось ласковыми лучами майского солнца.
Рошфор взял в руки портрет и сразу же вымазался углем – графиня явно перестаралась с раскрашиванием. А потом громко рассмеялся, не заботясь, слышно его снаружи или нет.
- Нет, портрет просто очарователен! Жаль, что не в полный рост – это лишило Вас возможности украсить меня хвостом и копытами, но не переживайте, у Вас будет масса поводов продолжить столь богоугодное занятие.
- Кто бы говорил! За кого Вас принял бедный Диего? За проводника воли божественного провидения?
- А вот с этого места нельзя ли поподробнее? С кем мы имели честь общаться сегодняшней ночью?
- Это долгая история, может быть, ее будет уместнее рассказать завтра? – вздохнула Амалия, которой сейчас вовсе не хотелось копаться в собственном прошлом.
- Нет, моя дорогая Амалия, нет, и еще раз нет, - граф вытер носовым платком пальцы и бросил испачканную ткань в камин, - мне порядком надоели Ваши секреты и недомолвки. Сначала забываете, что Гонзаго – Ваш дядя, потом я выясняю, что именно благодаря Вам у нас на хвосте шпион… Чего мне ожидать в дальнейшем?
- Я все расскажу, если Вы настаиваете. Диего – не знаю, как его зовут сейчас, но раньше его звали Диего де Модильоне – мой друг детства. Наши семьи были очень дружны, родители искренне предполагали поженить нас в будущем, поэтому мы много времени проводили вместе... А потом чума унесла отца с матерью, и меня взял на воспитание дядя. Диего еще некоторое время продолжал приходить ко мне, пока дядя не дал ему понять, что ищет для меня более подходящую партию, и он исчез. Я не меньше Вашего удивилась его появлению.
- Мда. Не слишком много полезного. И Вы не знаете, с какого перепугу он подался в масоны? Может быть, Ваш дядя сам отправил его в Шотландию, так сказать, по обмену опытом? – размышлял вслух граф.
Амалия только покачала головой:
- Я же сказала, что шесть лет его не видела.
- Вам повезло, что такой жених от Вас сбежал. По-моему, у него не все в порядке с головой.
Только годами отработанная привычка быть готовым ко всему помогла графу перехватить руку Амалии, стремительно метнувшуюся к его щеке. Рошфор притянул девушку к себе и тихо проговорил, склонившись к самому ее уху:
- Еще один подобный поступок – и я не посмотрю на то, что снаружи все слышно. Клянусь честью, Вам лучше не провоцировать меня на опрометчивые действия…
Граф резко сжал Амалию в объятиях, коротко выдохнул и произнес сквозь зубы сдержанное ругательство. С трудом обретя душевное равновесие, Рошфор толкнул графиню в кресло, а сам сел рядом на стул. К счастью, бутылка, запущенная в дверь, каким-то чудом не разбилась, и после нескольких больших глотков туман в голове немного рассеялся.
- У меня к Вам есть одно дело. Я восхищен тем, насколько ловко был подделан почерк Ришелье в письме с распоряжениями, я бы ни за что не догадался, если б не видел своими глазами. Теперь снова требуются Ваши таланты - вот письмо к кардиналу Гонзаго. Сможете написать точно такое же, но с другим текстом?
- Дайте взглянуть, - Амалия протянула руку за письмом и невольно коснулась пальцами ладони графа. Оба вздрогнули, но это длилось одно мгновение. Графиня развернула бумагу и внимательно осмотрела письмо:
- Думаю, это будет не слишком сложно. Только достаньте подходящие чернила - видите, здесь редкий темно-зеленый оттенок.
В неровном свете оставшихся свечей Рошфор не рассмотрел цвета чернил на письме, хотя, скорее, причина невнимания графа крылась в том, что все его мысли в настоящий момент, так или иначе, сходились на прекрасной графине.
- Я оставляю письмо, подумайте, что можно с ним сделать, а взамен забираю другой шедевр, - граф аккуратно свернул свой портрет и поднялся на ноги, - приятных Вам сновидений, милая графиня.
Уже в дверях, отодвигая засов, граф обернулся к Амалии и негромко произнес:
- Да, совсем забыл сказать: без одежды Вы гораздо красивее. Можете в меня чем-нибудь запустить, пока я не ушел.
- Идите к черту! – в сердцах выкрикнула девушка.
- Выполняю Ваше пожелание, - граф шутливо поклонился и вышел, закрыв за собой дверь, в которую на этот раз ничего не стукнулось.
Утро застало домочадцев мэтра Саньера в большом смятении: важные гости собрались выехать на рассвете. У кареты, в которую кучер и двое конюхов гостиницы впрягали лошадей, уже стоял Диего. При свете разгорающегося утра Рошфор рассмотрел наконец лицо шпиона: бледное, утончённое, с чуть выпуклыми глазами и тонкими губами. Диего напоминал графу маленького грустного лягушонка, но сейчас в его взгляде светилась смесь обожания с восхищением на грани религиозного экстаза.
Граф, вечером тайком пославший почтенного хозяина гостиницы к старому ювелиру в городок, с гордостью щеголял новоявленным масонским перстнем, бесстыдно скопированным с давешней печати. От себя граф добавил в него французскую лилию и нечто, что с большим лишь трудом можно было принять за перевёрнутый трезубец, но скорее за вилку.
- Путь будет трудным... Вы предпочитаете карету или стражу? - конюший Его Преосвященства говорил медленно и являл собой такие гордость и осознание своей значимости, что у Диего не возникло сомнений:
- Если только вы доверите мне этот ответственнейший пост, мессир...
Рошфор величественно кивнул и знаком велел кучеру отдать новоявленному попутчику аркебузу.
Амалия на протяжении всех сборов стояла на крыльце гостиницы, следя за погрузкой своих чемоданов: такое ответственное дело, по её мнению, не следовало доверять никому. Беседа графа со шпионом её немного позабавила, но, с одной стороны, нужно было сохранять спокойное выражение лица - неровен час, Диего поймёт, что над ним просто потешаются. С другой - у Амалии было слишком плохое настроение, чтобы не то что смеяться, но даже улыбнуться. Испорченный вечер накануне, когда они с графом могли быть наконец вместе, и появление старого жениха вовсе не радовали девушку. К тому же несмотря на так удачно полученное письмо - уже переписанное и снова запечатанное - графиня ди Амеро всё ещё слабо верила в то, что дядюшку можно шантажировать масонской ложей. На кардинала Гонзаго вообще влияла лишь одна вещь: собственное мнение.
- Пора, моя госпожа... - Рошфор с улыбкой протянул девушке руку и помог ей сесть в карету. Следом сел граф, шпион устроился на запятках и кучер с протяжным "й-ах-ха!" рассёк воздух кнутом. Путешествие продолжалось.

 Отправлено: 17.12.10 00:29. Заголовок: До Лиона они добрали..

До Лиона они добрались без особых приключений 20 января, проведя в пути чуть больше двух недель. С погодой им везло: после той памятной ночи, когда пришлось вытаскивать застрявшую карету из лужи посреди дороги, небо не послало им ни дождя, ни снега – стоял теплый радостный январь, от которого еще сильнее скребли кошки на сердце у Амалии. Присутствие Диего поначалу очень тяготило девушку, но пришлось поневоле привыкнуть. Каждый вечер, останавливаясь на ночевку в очередной гостинице из «списка отца Жозефа», как иронически прозвала молодая шпионка руководство к действию, используемое графом с точностью до наоборот, неразлучная троица ужинала вместе, потом играла в карты, а дальше мужчины отправлялись «побеседовать о делах ложи» - на совещания Амалию не допускали никогда. Девушка подозревала, что граф поил Диего до беспамятства и с чистой совестью отправлялся спать, потому что наутро бедный малый все время прикладывался к фляжке и жаловался на головную боль.
Город был взбудоражен предстоящим приходом королевской армии. Ришелье заблаговременно разослал депеши своим людям и мэр Лиона, Шарль де Боэм, как можно тщательнее создавал видимость выполнения всех приказов. Не успела армия покинуть Париж, как Шарль уже отправил с голубиной почтой два письма с абсолютно одинаковым содержанием. Одно было адресовано кардиналу, второе – Шеврез. Ришелье принял текст о готовности города принять армию за чистую монету, а герцогиня искренне обрадовалась, что любовник остался ей верен и «подготовил» город, в котором кардинал не найдет ни провианта, ни фуража, ни квартир для постоя. Но внешне все оставалось спокойным.
Путешественники остановились в скромном постоялом дворе на окраине с романтическим названием «Свинья на вертеле», вызвавшем у графа стойкую ностальгию по горячо любимому «Жирному Свину».
- Я даю Вам полчаса, чтобы привести себя в порядок. Ровно в двенадцать я к Вам зайду, и мы отправимся в одно весьма приятное место. Оденьтесь понаряднее, моя дорогая, - граф ни на минуту не выходил из роли всесильного руководителя экспедиции, чем ужасно бесил Амалию.
- А Диего за нами не увяжется?
- Не волнуйтесь, я все устрою, - граф выразительно покрутил в пальцах фляжку и снова спрятал ее за пазуху.
Комната, доставшаяся девушке, была чистенькой и довольно уютной. Амалия со вздохом раскрыла чемодан и достала из него единственное платье, в котором не стыдно было бы появиться в приличном месте в сопровождении графа. Тяжелый бархат порядком помялся, ведь за время путешествия ей ни разу не пришлось его надеть. На звон колокольчика появилась старая служанка, одетая по моде времен доброго короля Генриха.
- Чего изволите?
- Принеси горячую воду и утюг.
Амалия быстро принялась за дело, приводя свой наряд в божеский вид. И совсем забыла думать о времени, когда услышала требовательный стук в дверь. Так и есть – полдень.
Граф вошел в комнату, застав девушку за процессом расправления над паром складок платья.
- Вы до сих пор не одеты? Скорее, нас уже ждут!
- Но я не могу появиться на людях в помятом костюме! Дайте мне еще немного времени.
Рошфор тихо выругался и плотно прикрыл за собой дверь.
- Если через четверть часа это чертово платье не будет на Вас надето, я начну нервничать, и Вам это не понравится. А пока слушайте и запоминайте. Прием, на который мы сейчас попадем, посвящен помолвке племянницы мэра. Девица, говорят, страшнее воинов Чингисхана, да к тому же и репутации не самой безупречной, если бы дядя не пообещал за ней богатого приданого, виконт де Морсер не подошел бы к ней и на пушечный выстрел. В общем, сегодня будет объявлено о помолвке, а это хороший предлог посмотреть на настроения мэра и его приближенных. Не уверен, что они настолько преданы кардиналу, как говорят об этом.
- Как Вам удалось получить приглашение?
- Элементарно. Пару лет назад я был здесь по делам, секретарь мэра знает меня под вымышленным именем. А приглашение я достал за взятку, да, кстати, Вы – моя жена.
- Что? Какого дьявола? – Амалия резко повернулась к графу и выпустила из рук наряд. Рошфор в самый последний момент успел спасти ткань от погружения в чан с водой, подхватив выпавшее из рук платье.
- Ну, хватит. Одевайтесь! Все равно помнется в карете.
Амалия потянулась к колокольчику, но граф перехватил ее руку.
- Нет времени. Служанки здесь - словно сонные курицы. Я сам помогу Вам.
После ночи знакомства с Диего Амалия стала замечать, что граф держится с ней подчеркнуто вежливо, без малейшего намека на то, что было, и эти слова ее удивили.
- Поможете затянуть корсет? Не сомневаюсь, Вы прекрасно знаете, как это делать?
- Не сомневайтесь, - криво ухмыльнулся конюший Его Преосвященства и перешел от слов к делу.
Через десять минут Амалия была полностью одета, и граф с некоторой гордостью оглядел свою спутницу. Светло-сиреневое платье из бархата с неглубоким декольте прекрасно подчеркивало фигуру девушки, свежий цвет лица оттенялся широким кружевным воротником ослепительной белизны.
- Вы прелестны, дорогая графиня, - восхищенно протянул Рошфор, ни разу до того не видевший ее в женском платье, - думаю, это как раз подойдет к Вашему платью.
В руках графа оказался мешочек из парчи, из которого тот вытряхнул на ладонь изящное украшение. Неведомый мастер создал из серебра морскую раковину, покрыл ее сиреневым перламутром, а в самом центре поместил огромную черную жемчужину. Амалия даже не успела поблагодарить, когда граф быстро защелкнул украшение на ее шее.
- Какое бы имя Вам дать? – задумчиво произнес Рошфор, - в приглашении значится «шевалье Ладюри с супругой», но надо же мне как-то называть свою жену?

 Отправлено: 17.12.10 21:45. Заголовок: А дальше?..

А дальше?