Отправлено: 12.12.10 01:15. Заголовок: Образ Рошфора в ролевых играх (продолжение)

Нашла старую забытую игру "Приключения продолжаются.
Ух, какой там Рошфор нарисован! Игроками придумана просто потрясающая история про Рошфора и молодой, неопытной шпионки. Граф изображен очень живым, обаятельным и сволочным.
Надеюсь никто не будет в претензии, если я приведу выдержки. Чесное слово, это не интелектуальная кража, а желание поделится с другими своим восхищением.

...Ах, эти новички! Однако же и от них была польза, иначе они не стояли бы сейчас здесь, глядя на отца Жозефа, который устроился за столом с видом заправского писаря: по левую руку - горка кошельков, по правую - чернильница, перья и увесистый гроссбух. Казначейство любит счёт, в том числе - и личное казначейство Красного Герцога.
Но если мы отвлечёмся от строгой очереди, которая продвигается по мере того, как отец Жозеф делает пометки в бухгалтерии а сухонький, похожий на крысу казначей, отсчитывает из кошельков положенные деньги; так вот, если мы отвлечёмся от них и посмотрим в дальний угол, то увидим особую компанию, пришедшую этим вечером в "Жирный Свин".
Ни один головорез, наёмник, шпион или искатель приключений, будь он хоть немного опытен и трезв, не рискнёт причислить эти фигуры к новичкам. А меж там на них такие же плащи с капюшонами и они так же прячут лица... Прячут хорошо - мало кто из самых опытных слуг Его Преосвященства видел их лично. Это - смертоносные, безжалостные, красивые и преданнейшие слуги кардинала. Немногочисленные, но искуснейшие. Эти пять фигур - единственные пять женщин, состоящие на его службе в качестве шпионок.
Увы, им далеко до Графини Винтер, безвременно почившей от руки неизвестного палача. Неизвестного в этих кругах, иначе палач незамедлительно отправился бы следом... Но эти пять - мастера своего дела.
И среди них мы видим всё ту же хрупкую невысокую фигурку, уже встреченную нами в переулке. Вот только отчего-то её провожатый не среди толпящихся в трактире мужчин...
Тем временем тишину "Жирного Свина" прорезали несколько патетические высказывания отца Жозефа:
- Итак, друзья мои, коллеги, завершился еще один год нашей службы. Война в Ля-Рошели коснулась и нас. Я прошу почтить минутой молчания тех, кто отдал жизнь, исполняя приказ...
Чувствовалась торжественность момента. Все боялись даже вздохнуть.
- Спасибо. Но жизнь продолжается, поэтому я принял решение: суммы премии, причитавшиеся погибшим, будут перераспределены между вами пропорционально вкладу каждого в наше общее дело.
Крики «Ура великому кардиналу!!!», «Мы вместе навсегда!!!», «Даешь коэффициент три с половиной!!!» взорвали тишину. Даже граф Рошфор, напивавшийся в одиночку за излюбленным столиком в дальнем углу трактира, отвлекся от своего привычного занятия. Воспоминания накрывали волнами, с каждым выпитым стаканом образы становились все реальнее. Граф думал о миледи, с которой их связывало некое взаимное доверие, может быть даже дружба, если возможны истинные чувства у тех, кто вынужден вечно притворяться.
После речи отец Жозеф глотнул воды из стоящего на столе графина и продолжил зачитывать фамилии.
-Д”Артенж!
Рослый мужчина лет тридцати пяти с настороженным выражением лица подошел к столу.
- Распишитесь здесь. Вы получаете 500 ливров.
Счастливая улыбка осветила его лицо, сразу омолодив лет на десять. Пробормотав слова благодарности, он крепко зажал в руке кошелек и вернулся на место.
- Баркасьер!
Похожий на лиса человечек с хитро прищуренными глазками бочком протиснулся к столу и заискивающе посмотрел на отца Жозефа.
- С вас 200 ливров, - твердо произнес серый кардинал.
- То есть как? – возмущенно выкрикнул разобиженный шпион.
- По справедливости. Вы даже не удосужились появиться в лагере под Ля-Рошелью.
- Мне помешало…
- Не трудитесь, я в курсе. В трехдневный срок возвратите деньги в казну. Вопрос больше не обсуждается. Следующий… Буриме!
К столу никто не вышел. Отец Жозеф выждал минуту и продолжил:
- 800 ливров присоединяются к общему премиальному фонду. Вечная память погибшим, громкая слава живым.
Награждение шло своим чередом, но тут прозвучало имя миледи, разбудившее Рошфора от воспоминаний.
- Протестую!
Неожиданно громко и резко прозвучали слова графа, и многие оглянулись в поисках того, кто посмел дерзким возгласом нарушить священнодейство момента.
Обернулась и девушка, чуть-чуть приоткрыв лицо, почти скрытое капюшоном. Зеленые молнии ее глаз с интересом изучали нарушителя спокойствия, для которого леди Винтер тоже была человеком, а не фамилией в ведомости.
Отец Жозеф после небольшой паузы произнес:
- Я бы попросил вас высказаться несколько яснее.
Эти деньги не пойдут в общий наградной фонд.
Отец Жозеф вопросительно изогнул бровь. Кое-кто из молодых заворчал. Старики - те, кто уже достаточно давно знал графа Рошфора, конюшего Его Преосвященства - лишь заинтересованно подались вперёд. Они-то знали, что граф никогда и ничего не делает и не говорит без причины.
- Эти деньги, - возвысил голос Рошфор, - пойдут на мессы за упокой душ наших товарищей!
Он обвёл зал взглядом из своего угла, и если у кого-то и были возражения - их почли за лучшее оставить при себе. Граф был уже изрядно загружен бургундским, но даже в таком состоянии он был способен любого из присутствующих преспокойно превратить в цыплёнка на вертеле - то бишь на шпаге.
"И за Её душу", - подумал про себя граф, вновь откидываясь в тень и наливая новую кружку вина: "Хотя, видит Бог, вряд ли мессы помогут вам, леди Винтер..."
Зеленоглазая девушка продолжила заинтересованно следить за графом, даже когда его лицо скрылось в тени. Награждение шпионок Красного Герцога должно было пройти позже, без имён и фамилий, в задней комнате кабачка. И, пожалуй, у девушки был некоторый повод после награждения побеседовать с графом Рошфором...
Волнение, вызванное репликой графа, постепенно улеглось.
Награждение продолжалось, каждый получал в меру своих способностей, а самые удачливые еще и немного сверх того. Кошельки на столе отца Жозефа убывали, а их новые обладатели не спешили покидать помещение трактира. Призывы отметить щедрость Его Высокопреосвященства ударной дозой выпивки доносились с разных концов трактира, радостные крики смешивались с проклятьями и богохульствами недовольных, словом, все было как всегда. Под шум начинаюшейся повальной пьянки отец Жозеф серой тенью проскользул в заднюю комнату кабачка. И, повинуясь его чуть заметному знаку, шпионки направились следом.
Отсутствие роскоши, которой славился "Жирный Свин" в кругах, близких к посвященным, сразу же бросалось в глаза: в комнате кроме грубо сколоченного из неструганых досок стола и пары лавок ничего не было. Зато имелись в наличии запасной выход, сложная система подслушивания разговоров и потайной глазок, умело скрытый в обшивке стены. В честь праздника стол был сервирован на семь персон, и отец Жозеф уже занял свое место во главе. Остальные предназначались для гостей, потому как только раз в году собирались вместе секретные, но от того не менее очаровательные агенты кардинала.
Пять девушек расположились за столом, недоуменно посматривая на оставшийся пустым стул. Теперь, без капюшонов, в которых исчезали их лица, было видно, что все они молоды и хороши собой. Уже знакомая нам зеленоглазая шпионка первой нарушила повисшее тяжелое молчание:
- Мы ждем еще кого-то?
Отец Жозеф приготовился ответить, но не успел.
- Та, кого мы могли бы ждать, уже не придет, - негромко сказал Рошфор, входя в комнату, - поэтому ее место за этим столом займу я.
Зеленоглазая внимательно посмотрела на графа. Рошфор никогда не имел славы беспокойного наглеца - напротив, замкнутость и немногословность этого человека словно создавали вокруг него атмосферу серьёзности и некоторой напряжённости. И если он теперь вёл себя несколько вызывающее к тому, бесспорно, должна была иметься причина.
Девушку интересовало, какая именно.
Насколько она знала - а знала она достаточно, иначе не состояла бы на службе у кардинала - миледи Винтер отличалась исключительной изысканностью в отборе мужчин, получавших доступ в святая святых = её спальню. И если покойная графиня могла пойти на многое, преследуя свою цель - как было в уже известном нам случае с д'Артаньяном - то её личная жизнь оставалась тайной за семью замками для немногих посвящённых.
По последним сведениям граф де Рошфор в рядах посвящённых не числился. Неужели под Ля Рошелью что-то успело измениться?
Зеленоглазую шпионку снедало любопытство. Чёрт побери, граф был хорош собой, знатен, богат и главное - очень высоко ценился Его Преосвященством. А дела амурные остаются делами амурными хоть в альковах королевского двора, хоть на театре военных действий - а хотя бы и в обществе шпионов Красного Герцога. Граф понравился девушке - понравился с первого взгляда, с первого его слова - которое было не ахти каким. Точнее - сам Рошфор этого уже не помнил - три года тому назад эту новенькую конюший кардинала Ришелье встретил в трактире "Жирный свин" такими словами: "Господи милосердный, вы сошли с ума, доверить такое дело ребёнку?!"
Она не была ребёнком. Тогда ей было семнадцать, а теперь она числилась одной из лучших шпионок кардинала. Но граф по-прежнему был равнодушен к ней - скорее он даже попросту не замечал её существования, видя перед собой миледи Винтер. И что греха таить - девушка втайне поблагодарила того, кто избавил её от соперницы. Дорога была открыта, но вот насколько она могла оказаться длинной...

 Отправлено: 22.12.10 01:24. Заголовок: Бретонка Ивон пишет:..

Бретонка Ивон пишет:

цитата:

Рошфор в этом эпизоде и не выбирает казнь, а скорее констатирует, предвидит кому какое наказание грозит за их художества. Довольно реалистично, кстати.

Тогда да. Неточная фраза - неточные выводы.

Прям разбор полетов получился.

 Отправлено: 23.12.10 00:12. Заголовок: - А у Вас деньги ест..

- А у Вас деньги есть? – смерил аристократ презрительным взглядом посланца кардинала.
Рошфор небрежно бросил на стол плотно набитый кошелек. Под одобрительный гул собутыльников игра началась.
Играли в баккара, входившую в моду. Граф сразу понял, что столкнулся с незаурядным игроком. Несмотря на сильную степень опьянения, Фредерико был великолепен, и как Рошфор ни старался, он не мог заметить каких-либо признаков нечистой игры.
Если б граф был суеверным, то счел бы, что сам дьявол отдает в руки противника расклад за раскладом, как будто невезение перешло от Бонаколси к нему.
Кошелек пустел с катастрофический скоростью. А разговор за столом, как назло, только- только начинал приобретать интересный поворот:
- … и мне абсолютно наплевать, с кем мы будем в этой войне... Лишь бы выпивки было много, и вас, мои хорошие, - юноша скользнул маслянистым взглядом по прелестям одной из девиц, другая звонко чмокнула его в щеку.
Граф поморщился. Только что он проиграл последние деньги, уйти же, не окончив беседу, было неразумным. Широким жестом он бросил на стол «масонский перстень»:
- Как Вы оцените это кольцо?
- Двести двойных пистолей, - пробормотал Фредерико. Деньги его волновали мало, ему нравился сам процесс игры. Удача вновь была на его стороне, и перстень пополнил солидную кучку на столе перед юношей. Диего с расширившимися от ужаса глазами наблюдал за графом: он не мог поверить, что посланник великого мастера мог вот так, не задумываясь, расстаться со священной реликвией.
Играть Рошфору больше было не на что. Он поднялся из-за стола и вежливо поклонился противнику. Фредерико посмотрел на него с интересом: нечасто увидишь людей, способных, не моргнув глазом, потерять такие деньги за вечер.
- Я тут бываю каждый день, - сообщил графу юноша, - приходите завтра, скоротаем время.
Денег на экипаж не осталось, пришлось идти по грязи пешком, поэтому граф с Диего дотащились до гостиницы под утро, злые и уставшие.
Амалия дожидалась прихода Рошфора, в глазах девушки светилась неприкрытая тревога.
- Где Вы пропадали? Дядя мне устроил настоящий допрос. Кажется, он подозревает, что мы не те, за кого себя выдаем. Я сказала, что…
- Амалия, у нас есть еще деньги? – усталым жестом Рошфор прервал ее излияния, опустившись в кресло и с наслаждением вытягивая ноги к камину.
- Долговые бумаги на две тысячи пистолей. Но…
- Давайте. Завтра я все расскажу, а сейчас мне смертельно хочется спать… - речь графа становилась все более неразборчивой и через несколько минут он заснул прямо в кресле.
Девушка вздохнула и отправилась спать в свой номер. Родственная встреча вымотала ее не меньше графа. А утро вечера мудренее – или вечер утра, учитывая их образ жизни. С этими мыслями Амалия заснула.
Утомлённые тяжёлым путешествием и долгими посещениями накануне, весь следующий день Амалия, Рошфор и Диего проспали. Первым – лишь под вечер – проснулся Диего. Он сделал распоряжения насчёт обеда и горячей воды для умывания и затем уселся в кресло, дожидаясь, пока проснётся граф. Лягушонка терзали мрачные мысли: перстень со знаком ложи нельзя было просто так за здорово живёшь спустить в карты. Следовательно, либо здесь есть тайный замысел мастера – либо же никакого мастера просто нет.
Внезапно Диего вскочил: он вспомнил, что накануне Амалия и Рошфор побывали во дворце кардинала. Его же миссия осталась невыполненной. Кинжалом Диего подпорол подкладку камзола и вытащил завёрнутый в просмоленную парусину пакет, туго перетянутый бечёвкой. Сунув его под камзол, посланец масонов торопливо отправился выполнять данное ему поручение.
В то же время проснулись и посланцы кардинала. Не обнаружив Диего в гостинице, Рошфор не слишком обеспокоился, посчитав, что у лягушонка могут быть и свои дела в городе. Наскоро позавтракав – и попутно пересказав Амалии случившееся ночью – Рошфор с долговыми бумагами подмышкой отправился продолжать игру. Амалия, не пожелав остаться в номере и весьма недовольная поведением графа, решила навестить почтенную Марию Джулиану Софию Сфорца – ту самую почтенную старую даму, которая была занята воспитанием своего юного внука Леона ди Монфреди и которая также приходилась Амалии двоюродной тёткой с материной стороны.

- Вы сегодня рано!
Граф невольно подивился произошедшей в Федерико переменой – хотя, вполне возможно, это объяснялось просто тем, что Боканолси не был пьян. Пока ещё не был.
Моментально был заказан отдельный кабинет и подан ужин, причём Федерико любезно оплатил и первое и второе из своего кармана. Рошфор, когда с едой было покончено, перешёл к делу.
- Во-первых, я бы хотел выкупить у вас перстень.
- Это нетрудно устроить. Кажется, я назвал его цену в четыреста пистолей?
- Именно. Двести двойных.
- Ювелир оценил его в пятьсот. Но я дворянин, а не ростовщик. Кроме того, признаюсь, мне приятно играть с противником, который не боится риска и ставит много – игра от ставки становится острее. Поэтому двести двойных пистолей – и забирайте ваш перстень.
- Вы возьмёте бумагами?
Федерико внимательно изучил вексель от одного из банкирских домов Флоренции и удовлетворённо кивнул.
- Солидное поручительство. Вы ведёте дела широко.
- Приходится, - уклонился от разговора Рошфор, надевая выкупленный перстень и ссыпая в кошелёк отсчитанную Боканолси разницу. – Если вас устроят подобные бумаги, мы можем сыграть сегодня.
- Отлично. Но, к сожалению, очень недолго – у меня вечером назначено свидание.
Рошфор понимающе улыбнулся и игра началась.

Тем временем Амалию весьма тепло принимали в доме Сфорца. Отчасти потому, что старая Мария Джулиана София – или просто тётушка Мари – очень любила свою племянницу. Отчасти потому, что она терпеть не могла старого Гонзаго.
После часа или полутора, в течение которых тётушка исправно ахала и охала, подливая племяннице горячий кофе – традиция, вывезенная её покойным мужем из Вест-Индии – Амалия, наконец, смогла сама перейти к расспросам.
- А вы, тётя Мари? Что нового у вас? Как поживают ваши внуки и правнуки?
- Ах, милая, по-разному. Два года тому назад мы потеряли нашу маленькую Сибиллу… Такое несчастье… Нянька недосмотрела – и ребёнок выпал из окна…
- Какой ужас…
- Да… Впрочем, - вернулась тётушка к прежнему тону, - не будем о грустном. Есть недавняя новость, которая будет тебе интересна. У меня уже неделю гостит Марк.
- Марк?!
- Да, моя дорогая! Сегодня он отправился по моей просьбе посмотреть, как идут дела в загородном имении и навести там порядок – ты ведь знаешь, я на лето всегда уезжаю туда вместе с Леоном. Но он должен вот-вот вернуться, так что вы сможете увидеться.
- Тётушка, я…
- Я ведь знаю, тебе бы очень этого хотелось, - кокетливо подмигнула Амалии старая дама. – Кстати, в имении в прошлом году…
Амалия отрешённо слушала тётушку, размышляя, как бы уклониться от предложенной встречи и побыстрее исчезнуть. Марк ди Монфреди, старший брат Леона, был на два или три года старше самой Амалии, и доводился ей каким-то очень дальним кузеном – что не мешало ему страстно любить графиню ди Амеро. Марк имел не слишком выдающуюся внешность, но его очень красили большие печальные глаза и чуть приподнятые в вечной лёгкой полуулыбке уголки губ. Поначалу Амалия выбрала именно его из своих первых кавалеров за эту мечтательность – казалось, что ди Монфреди так и останется на всю жизнь витающим в облаках тихоней, станет поэтом или же просто провинциальным дворянином. Каково же было её удивление, когда на одном из балов он едва не вызвал на дуэль – это в пятнадцать-то лет! – попытавшегося ухаживать за ней заезжего лейтенанта, затем страстно целовал её в саду, едва не совершив самого главного – Амалии едва удалось его остановить. Наконец, когда ему исполнилось шестнадцать, Амалия была отправлена в Лондон, а Марк уехал в Венецию, поступив на службу в венецианский флот.
«Чёрт бы побрал тётушкину тягу к романтику! Можно сказать, что меня ждут и…»
Додумать Амалия не успела. В дверях появился крепкий молодой мужчина в заляпанных грязью ботфортах и камзоле военного покроя. Вежливо поклонившись, он подошёл обнять тётушку Мари, затем повернулся к Амалии – и брови его удивлённо взметнулись вверх. Графиня также удивлённо смотрела на своего прежнего ухажёра: перед ней стоял не мечтательный юноша, а возмужалый морской офицер. Щёку Марка пересекал шрам сабельного удара, который оканчивался возле правого уха с начисто срезанной мочкой. Улыбка была почти той же, только уже не мечтательной, а открытой и добродушной; шрам вздёргивал правый уголок губ и её обладатель словно усмехался миру. Однако глаза остались прежними – и эти глаза с всё возрастающим восхищением и узнаванием смотрели на Амалию.
Во дворец кардинала Диего прибыл за четверть часа до полуночи.
Днем он передал кардиналу бумаги, где маркиз *** ручался за его преданность ложе, и взамен получил приглашение на собрание, чтобы в торжественной обстановке изложить позицию англо-шотландской ветви в мантуанском вопросе.
Если бы граф или Амалия увидели сейчас своего нелепого спутника, то сильно удивились бы перемене. На «лягушонке» были голубые штаны и камзол, скупо украшенные белым шитьем, в петлице камзола наблюдательный человек заметил бы небольшую железную лопаточку, подвешенную на белом ремешке. Наряд скрывал долгополый черный плащ, который Диего то и дело поправлял руками в белых перчатках.
- Проходите, Вас ждут, - торжественно произнес дворецкий и распахнул дверь.
Зал горел тысячью свечей, но углы его тонули во мраке. На возвышении в центре стояло высокое кресло с лазоревой обивкой, в котором торжественно восседал кардинал де Гонзаго. Справа и слева от него сидели другие члены ложи, пристально смотревшие на вошедшего. Диего растерялся и медленно опустился на колени перед собранием.
- Кто ты есть? – спросил кардинал. Акустика зала была продумана таким образом, что Диего казалось, будто громовой голос магистра доносится до него со всех сторон одновременно. Его же ответ прозвучал сдавленно и невнятно:
- Я адепт, еще не допущенный до высочайших секретов.
- Кто прислал тебя?
- Мистик-легат.
- Тебе он знаком?
- Нет, ибо был он маскирован. Мне известен в лицо только рыцарь на одну ступень выше меня, и большего я не желаю.
С поклоном «лягушонок» достал из-за пазухи письмо и отдал кардиналу. Печать с орлом казалась нетронутой, а вот текст Гонзаго поразил. Нет, мистик-легат вполне мог переменить свое мнение касательно войны в Италии, но написать письмо без кодовой фразы – вряд ли.
- Ты говорил кому-нибудь о своей высокой миссии?
- О, Великий мастер, - Диего пал ниц перед собранием, - пощадите недостойного слугу, и да будет Ваше возмездие милосердным. Я нарушил тайну, рассказав о ней нашему брату, который волею провидения встретился мне на пути сюда.
Кардинал простер руку:
- Встань и расскажи все без утайки. Не бойся, здесь ты среди своих.
Рассказ Диего члены ложи выслушали в полном молчании, только кардинал время от времени пожимал плечами, удивляясь, как Диего мог поверить в жуткий фарс, который разыграли перед ним Рошфор и Амалия.
- Я думал, обряд просто отличается от нашего, но вдруг мои глаза открылись. Вчера в казино он проиграл перстень со знаком ложи за четыреста пистолей!
Ропот прокатился по рядам слушателей, подобное святотатство было равносильно отречению.
- Ты был введен в заблуждение людьми опытнее и хитрее тебя, твой поступок достоин самого сурового порицания. Ты раскрыл доверенную тайну, позволил врагу проникнуть в твою душу и засеять ее отравленными семенами лжи, - голос Гонзаго гремел от негодования и сдержанной печали, ведь любимая племянница тоже оказалась замешана в это нелепое представление, - так какая кара будет для тебя достаточной, кроме смерти?
- Пощадите, - прошептал Диего, ни на что не надеясь.
- У тебя есть шанс искупить свою вину. Следи за каждым их шагом, и немедленно доложи мне, если узнаешь что-то интересное. Теперь иди. Знай, что все, зависевшее до сих пор от доброй воли твоей, стало долгом твоим. И да будет так.
На ватных ногах Диего прошел к выходу из зала. Как он добрался до гостиницы, «лягушонок» не помнил. Бессильно он опустился на постель, не раздеваясь, и провалился в лихорадочный бредовый сон, в котором два Мастера спорили меж собой о том, кому он должен служить…

 Отправлено: 23.12.10 00:22. Заголовок: Чёрт возьми, ну и д..

Чёрт возьми, ну и дыра…
- Поверьте, граф, на самом деле это заведение стоит того. Тут хозяйничает один корсиканец, и девочек он выбирает с пристрастием.
- Какого дьявола его занесло сюда? – недовольно проворчал Рошфор.
- Понятия не имею. Но цены у него вполне приемлемые, а я, признаться, после нашей игры не при деньгах.
- Вы проиграли мне всего три сотни дублонов!
- Да, но это было всё, что я захватил из дома, - пожал плечами Бонаколси.
- Могу я предложить…
- Ссуду? Ни за что. Я живу по средствам. Сегодня средства, - Фредерико вынул из кошелька мелкую серебряную монетку, – позволяют мне визит к Андриано. Чего и вам желаю. Кстати, здесь ещё подают недурное вино – контрабандное, конечно. Всё лучшее – контрабанда.
Рошфор недовольно вздохнул, выразительно вознеся очи горе, но когда на стук Бонаколси приоткрылось небольшое зарешечённое окошко на двери, а следом и сама дверь – граф последовал за своим спутником.
В борделе плыл маслянистый полумрак коптящих светильников. Комната, куда попали наши приятели, служила гостиной. Боковая дверь вела в помещение, заменяющее здесь караулку – в неплотно прикрытой створке мелькнули на мгновение грубый стол и расположившиеся вокруг него трое или четверо мужчин. На противоположном конце комнаты была ещё одна дверь.
- Спальни – туда, выбирать – здесь, - на ходу наставлял графа Фредерико.
- Я ещё подумаю, стоит ли…
- Ну, раз вы сюда пришли – нельзя же оскорбить хозяина. Андриано жутко вспыльчив. А если вы беспокоитесь за своё здоровье – то напрасно. Здесь не держат порченый товар.
Неприятно осклабившись, Бонаколси шагнул к одной из девиц, предоставляя графа его участи.
Рофшор огляделся. Прихожая, отделанная в варварском великолепии, которое, видимо, должно было имитировать мавританский стиль, была душной и не такой большой, как показалось на первый взгляд. По углам в светильниках курился дымок – в широкие чаши явно насыпали какой-то наркотик. Голова медленно тяжелела. Когда он решил последовать примеру Бонаколси, конюший Его Преосвященства уже не помнил. Внезапно он осознал, что сидит на широкой низкой тахте вместе с Фредерико и двумя ярко накрашенными девицами в весьма скудной одежде. Так же внезапно он осознал, что из фантасмагории наркотического бреда его вырвали тычки локтя в бок.
- Нет, вы только взгляните! Ну посмотрите же, вон туда! – Бонаколси настойчиво теребил графа за рукав рубахи – камзол Рошфор, сам того не помня, успел уже снять. – Каков! Седина в бороду, бес в ребро! И думает, что его не узнать в этом шутовском наряде.
- Кто это? – хрипло пробормотал граф.
- Да старый Салуццо. Я его встречаю тут уже не в первый раз, но обычно он не задерживается. Похоже, сегодня будет наоборот – видите, выбирает. Андриано несколько раз выставлял его со скандалом.
- За что? Он производит впечатление клиента надёжного…
- Клиент, да не про нашу честь. Он… - Фредерико понизил голос до шёпота и графу вдруг почудилось вместо человеческой речи змеиное шипение, - интересуется не женщинами и не девушками. Он предпочитает девочек.
- Мерзость какая-то, - ошеломлённо прошептал Рошфор, косясь на старика в сером замызганном камзоле, который торговался на другом конце комнаты с коренастым усатым хозяином борделя.
- Не какая-то, а преотвратнейшая. Святая Инквизиция ещё не так давно отправляла за подобное на свидание с нечистым, прямой дорогой через костёр без перемен лошадей. Да и сейчас, если бы у каноников было желание заниматься нравственностью прихожан, а не землями и деньгами – можно было бы это прекратить.
- Думаете, можно? – фыркнул граф.
- Можно. Самое страшное ведь в том, что он редко остаётся у Андриано, а это значит, что находятся те, кто за деньги готов продать ему невинное дитя. Или не невинное – но ведь дитя! За гроши отдать на поругание самое молодое, что есть… Граф, я тоже грешник, но это…
Фредерико тяжело покачал головой: наркотик, кажется, стал одолевать юношу. Девица помогла ему подняться и они скрылись за второй дверью. Рошфор некоторое время внимательно всматривался в старика. Тот окончил торг и с гримасой недовольства отсчитал Андриано горсть медных монет. Несколько последних он удержал на мгновение в руке, словно надеялся, что корсиканец сбросит цену. Тот что-то яростно прошипел из-под своих огромных усов и последние медяки упали в ладонь хозяина борделя.
«Деньги… За деньги… Какое там, скорее за гроши! Это же настоящий скряга!» - подумал Рошфор, прежде чем окончательно провалиться в забытье.
Утро застало графа в борделе. С трудом разлепив глаза, Рошфор обнаружил, что находится в махонькой комнатушке. Вчерашней девицы рядом не было, камин потух, и холод пробирал до костей. Голова казалась тяжелой словно с похмелья, случившееся ночью помнилось урывками. Девица оказалась довольно мила, весьма умела, не задавала лишних вопросов, только почему-то в наркотическом дурмане графу все время грезилась Амалия. Пробормотав себе под нос ругательство, он принялся одеваться, собирая разбросанные по комнате вещи. Нашлось все, кроме кошелька – но зато стало понятно, почему исчезла девица.
Не так уж тут и дешево, подумалось Рошфору. В доме все спали, рабочая ночь в борделе была окончена, и граф покинул гостеприимное заведение Андриано, никого не встретив по пути.
В гостиницу он поспел как раз к завтраку. Вместо приветствия Амалия негромко спросила, пристально глядя на графа:
- Снова провели ночь за картами?
- Хуже… Зато вчера мне чертовски повезло – я узнал кое-что про третьего из нашего списка – господина Салуццо. Этот достойный человек поступает наперекор законам божеским и человеческим, и он будет готов на все, чтобы сохранить свою тайну.
- Тем лучше. И где Вы почерпнули столь ценные сведения?
Граф пожал плечами:
- Мой ответ Вас вряд ли порадует, но раз Вы настаиваете… У Андриано.
- Что-о???
Амалия не находила слов. Выросшая в Мантуе, она прекрасно знала, какой славой пользуется известный дом у моста: еще отец Андриано держал там бордель, а теперь семейный бизнес перешел к сыну.
- Только не надо спрашивать, что я там делал, - граф откровенно издевался над девушкой, пытаясь выместить на ней свое непонятное раздражение после бурной ночи.
- Оставьте Ваши мерзкие подробности при себе!!! – едва сдержавшись, чтобы не зареветь с досады, Амалия выскочила из комнаты, резко захлопнув за собой дверь. В своем номере девушка бросилась ничком на кровать и уткнулась лицом в подушку, время от времени тишину нарушали приглушенные рыдания.

Граф без всякого аппетита позавтракал. Диего как сквозь землю провалился, но Рошфора это волновало мало – ему предстоял визит к Салуццо. Отвратительный старикашка с отвратительными привычками. Граф затруднился бы сказать, что вызывает у него большую неприязнь: сам распутник или его похотливые предпочтения. Но дело есть дело.
Особняк Джулиано де Салуццо был под стать своему хозяину: неряшливая, несуразно построенная махина высилась посреди на редкость запущенного сада, везде чувствовался дух экономии и неуемного скопидомства. Слуга в облезлой ливрее проводил графа в гостиную, где его уже ждал маркграф. Вблизи и при дневном свете печать порока была гораздо заметнее, что только усугубляло общее впечатление. Рошфор не стал долго тянуть и сразу перешел к делу.
После нескольких осторожных намеков на Священную Инквизицию, Салуццо посерел на глазах и грузно опустился в кресло:
- Что Вам от меня нужно?
- Полная и безоговорочная поддержка интересов Франции в Мантуанском вопросе… Война неизбежна, но Мантуя должна сделать свой выбор до начала кампании, в этом-то и вся сложность.
- Я сделаю все, что в моих силах, - не без достоинства ответил старик.
Несмотря на шаткость своего положения, он не до конца растерял самообладание и теперь старался всеми силами продемонстрировать свою полезность:
- У меня есть информация, которая может Вас заинтересовать.
- Выкладывайте.
- Насколько я представляю положение дел, Франции важно сейчас удержать Казаль, так? Осадой крепости руководит дон Гонсалес де Кордоба, он и раньше не слишком отличался упорством и преданностью, а сейчас и подавно.
- Ну?
- До меня дошли слухи – только слухи, разумеется – что недавно он проиграл большую сумму денег, и ему нечем погашать закладную по дому. Долговая тюрьма, толпы кредиторов – хорошая перспективка, тем более, что Спинола не торопится повышать его по службе и удваивать жалованье, а Инес, на которой он женился три года назад, уже успела основательно пощипать его состояние.
- Обычно в такой ситуации человек начинает ценить золото вдвое сильнее, - удовлетворенно подытожил граф.
- Вот именно. Подумайте над этим… И, наш разговор о … – он ведь останется между нами?
- Да, - протянул Рошфор, - но только до тех пор, пока я не узнаю, что Вы нарушили свои обещания. Тогда уже Вас не спасет ничего, слово дворянина.
Вечером граф написал кардиналу обо всем, что узнал про Гонсалеса де Кордобу. Там, где не пройдут войска – протечет струйкой золото, а ситуация к тому обещает быть самой благоприятной.
Едва граф закончил письмо, как появился хозяин гостиницы. За его спиной в коридоре маячил мальчонка лет семи, по виду – сущий оборвыш.
- Сударь, не смел вас побеспокоить, но вот тут…
Не дав ему договорить, мальчишка прошмыгнул в комнату, зыркнул на графа чёрными глазёнками дикого кота и, оставив на столе кошелёк Рошфора, быстро выскочил за дверь. В кошельке конюший Его Преосвященства не досчитался ровно одного серебряного, вместо которого появилась корявая записка, полная ошибок: «С привиликими извиненими вазвращам взятое на сохраность. Сударь утром слишком рано ушли иначе вернул бы сам за завтракам. Андриано»

Амалия, едва Рошфор отправился на встречу с Салуццо, уехала к тётке и провела у неё весь день. Марка дома не было, и потому под безобидную болтовню тёти Мари Амалия могла спокойно предаваться своим мыслям. По крайней мере, здесь граф не мог позволить себе нагло и внезапно появиться в комнате, как он делал в гостинице. Вместо этого теперь конюший Его Преосвященства не уходил из мыслей графини.
Впрочем, за то долгое время, что они провели вместе по выезду из Парижа, романтический облик Рошфора, нарисованный отчасти из женских фантазий и незнания, отчасти из человеческого стремления выдавать желаемое за действительное, сильно поистрепался. Дымка таинственности, окутывавшая графа до путешествия в Мантую, развеялась на промозглых январских дорогах.
Рошфор представал теперь личностью весьма циничной, наглой и заносчивой. Амалии не нравилось его поведение в Лионе, его хитрости, его отношение к Диего – хотя всё это приходилось терпеть как необходимость их совместной миссии. Но теперь он, видимо, дошёл до крайней точки, ибо позволил себе откровенное хамство в её адрес! Такого графиня ди Амеро, в жилах которой текла изрядная толика крови гордых Гонзаго, стерпеть не могла.
Ум настойчиво изыскивал пути мести, приглушённая ревность и обида в два голоса терзали душу, но, как назло, выхода не находилось. Первым порывом было насолить графу, заставив его ревновать. Сразу же нашлась подходящая кандидатура в лице кузена. Но этот вариант был немедленно отметён Амалией. Ей вовсе не хотелось походить на тех дам, что ищут утешения от мужа у первого любовника, от него – у второго и далее. К тому же она понимала, что лёгкой интрижкой Марк не ограничится – его комплименты и так слишком ясно говорили, что старое чувство не совсем погасло. Кроме того, едва ли Рошфор будет ревновать – ему такое чувство вообще, похоже, было не свойственно. Равно как и муки совести.

Вечером Амалия вернулась в гостиницу. Как раз в тот момент, когда она поднималась по лестнице, навстречу ей кубарем скатился мальчонка-оборванец, словно испуганный заяц тут же метнувшийся к двери чёрного хода возле кухни. Удивлённо проводив его взглядом, графиня поднялась в свою комнату и едва успела бросить веер на каминную полку и присесть в кресло, в дверях вырос Рошфор.
- Наши планы на завтра, - на лице графа всё ещё было то же утреннее выражение, очень напоминавшее похмелье, но теперь его чуть разбавляло благодушие. – Мы едем навестить владетельного сеньора ди Амати. Полагаю, необходимо внимательнее рассмотреть этого человека лично, потому что…
В дверь вежливо постучали и на пороге появилась робкая физиономия хозяина.
- Тысячу извинений, сударь, что вновь вас беспокою, но…
Толстяк только беспомощно махнул рукой, указывая куда-то позади себя, и почти тут же вместо него на пороге появился лакей в ливрее дома Сфорца с корзиной цветов.
- Синьорине ди Амеро от сеньора ди Монфреди, - он с поклоном поставил корзину на стол и удалился.
- Что это?
Амалия бросила быстрый взгляд на Рошфора. Глаза графа недобро прищурились, глядя на цветы.

 Отправлено: 24.12.10 23:19. Заголовок: Он осмотрел корзину ..

Он осмотрел корзину со всех сторон и вытащил из цветов маленькую карточку.
- Дорогой Амалии от Марка, - с чувством прочитал граф вслух, - о, еще один воздыхатель? Надеюсь, этот не такой сумасшедший, как Диего?
Лицо девушки покраснело об обиды и грубого оскорбления, бросив на графа взгляд, способный развоплотить на месте, Амалия выхватила корзину из его рук:
- Что Вы себе позволяете? Врываетесь в комнату без стука, нарушаете мой покой, утомляете своими остротами, которые никому не интересны! Уходите. Кажется, Вас уже заждались у Андриано…
- Ухожу, ухожу, раз мое общество Вас настолько раздражает, - граф подозревал, что перестарался и всерьез разозлил девушку, - так как насчет завтрашнего визита к Амати?
- Меня уже пригласили в другое место. Тем более, что любая компания будет для меня приятнее Вашей.
- Жаль, но не настаиваю, - произнес Рошфор и вышел из комнаты.
Ему было действительно жаль, что так получилось – все-таки наблюдения Амалии позволяли лучше представлять происходящее, он уже привык работать с ней. Но ничего – пострадает и сменит гнев на милость, не один раз уже видел он эти женские истерики…
А Амалия впервые пожалела, что вписала две злополучных строчки в послание кардинала.

В своей комнате граф еще раз перечел письмецо Андриано. Корсиканец может быть полезным, да и Фредерико сегодня собирался завернуть к девочкам. По скромным подсчетам графа, встреча с юношей в борделе обойдется ему значительно дешевле игры в баккара, а если результат ожидался примерно одинаковым, то к чему платить больше? Вот так граф и направился в знаменитый дом у моста, в полном соответствии со словами Амалии.
В этот раз хозяин сразу кинулся навстречу Рошфору, чуть только тот переступил порог заведения:
- Ваш милсть, надеюсь, все получили назад в целости и сохранности? За беспокойство Вы сегодня – мой почетный гость, и раз Вы не попали на завтрак, то, может быть, не откажете отужинать со мной?
- Конечно, милейший, - согласился граф, втайне радуясь такому повороту событий. Денег и правда оставалось немного, а просить еще раз у Амалии ему очень не хотелось.
В отдельной комнате был накрыт скромный ужин, за столом прислуживали две девицы в нарядах, которые больше открывали, чем скрывали. Дым от светильников сюда не проникал, голова оставалась ясной, и граф с удовольствием приступил к еде. Ему начинало тут даже нравиться – покой, уют, никаких обязательств и почти даром.
- Как только Ваш друг придет, его сразу же проведут сюда, - ответил Андриано, словно прочитал мысли графа.
- Благодарю, - произнес Рошфор.
- Я вижу, Вы проделали неблизкий путь, чтобы попасть в Мантую, - после паузы произнес корсиканец, все время внимательно разглядывавший графа.
Да, я приехал по делам из Парижа, - Рошфор счёл за лучшее сказать полуправду, ибо он явно не смог бы сойти за итальянца, а настораживать Андриано лишней ложью было вовсе ни к чему.
- Слыхивал, что вы ведёте дела через флорентийских банкиров. Впечатляет. Хотя я сам предпочитаю обращаться к ним. Как-то спокойнее, чем с венецианцами.
Рошфор удивлённо хмыкнул, взял бокал и отпил вино.
- Местное?
- Корсиканское. Контрабанда, - Андриано оскалился усмешкой довольного волка.
- Господи, всё лучшее нынче – контрабанда. Но Мантуя, похоже, переплюнула всех в умении добывать любой товар в сложное время.
- Свои поставщики, знаете ли, - неопределённо заметил владелец борделя и разговор перешёл на темы карт, денег и войны.
Федерико явился далеко за полночь. Он был изрядно навеселе, довольно позвякивал туго набитым кошельком и жаждал продолжить веселье. Девицы уже не только прислуживали, но изрядно засиживались за столом, который теперь был накрыт в одной из дальних комнат борделя. Хозяин откланялся, сославшись на дела, и оставил своих гостей продолжать ужин без него. Впрочем, от ужина остались лишь фрукты, несколько видов сыра и целая батарея бутылок с вином. Бонаколси со смехом рассказывал о сегодняшнем вечере, проведённом в уже известном нам игорном доме, где он дочиста раздел Амати.
- Удача, честное слово, чистая удача! Он великолепный игрок, да и садится за стол очень нечасто, но сегодня у него было что-то уж совсем мрачное настроение, так что он, мне казалось, не слишком следил за картами. Наверное, дела пошли плохо, - Федерико пьяно рассмеялся и отшвырнул на кучу подушек опустошённую бутылку.
- Я слышал, что Амати едва ли не последний феодал средних веков в этих краях.
- Феодал? Бросьте! Он отличный малый, любитель искусства, меценат – как называли это древние римляне. Кстати, на римлянах он помешан. Даже его люди выдрессированы по примеру римских легионов, а его вилла – настоящий склад всяких статуй, амфор… ну, вы понимаете. Изучает историю, грезит могуществом Империи, сетует на разобщённую Италию и скупает у крестьян всякую рухлядь, которую те периодически находят.
- У него богатые поместья?
- Богатые, но дело не в поместьях. Он наш здешний поставщик, - Федерико хихикнул, затем нахмурился, что-то высматривая на дне стакана.
- Поставщик? – Рошфор чувствовал, как мир вокруг потихоньку плывёт от удушливой жары комнаты, курящихся светильников и выпитого вина.
- Ну, да, так мы это называем. Если вам нужно что-то достать – обращайтесь к Амати. Вы дворянин, он вас примет лично. Люди попроще ходят к его управляющим.
- А, так он контрабандист!
- Шшш! – Бонаколси нарочито настороженно огляделся. Девицы, уставшие ждать от клиентов активных действий, уже подрёмывали рядом с ними на подушках. – Нас подслушивают!
- Кто? – Рошфор мигом растерял половину хмеля.
- Он! – игрок ткнул в свой стакан и замысловато вывел в воздухе нечто, похожее на очертания козьей головы. – Нет, ну вы видели – фиолетовый бес! Тьфу! Сгинь!
Федерико перекрестил стакан и залпом допил его.
- Мы предпочитаем называть сеньора Амати поставщиком. Простолюдины зовут таких людей рыцарями дороги. Это, знаете ли, придаёт какой-то шарм. Но, впрочем, ваше определение тоже верно.
- Знаете, а я бы не прочь воспользоваться его услугами. Думаю, ему будет интересно.
- Отлично. Могу представить вас хоть завтра, - Федерико обнял проснувшуюся девицу и, пошатываясь, поднялся вместе с ней. – Доброй ночи, дорогой друг! – пьяно расшаркался он и удалился в соседние апартаменты.
Девица, оставшаяся с графом, обняла его и протянула еще стакан. Рошфор отхлебнул вино и почувствовал какой-то странный привкус горечи. Улучив момент, пока девица отвернулась, граф вылил остатки жидкости в чашу для мытья рук и прижал девицу к себе. Хмель быстро улетучивался. Если в вине был яд, то кто хочет его смерти? Вряд ли он успел чем-то насолить девице, которую видел впервые в жизни, тогда кому именно он мешает жить? Рошфор прикрыл глаза и будто бы окончательно обессилев, откинулся на подушки.
Девица подошла к двери в смежную комнату и опустила засов. Теперь на помощь от Бонаколси рассчитывать не приходилось. Тем временем портьера в дальнем углу приподнялась, и в комнату вошел человек в маске. Из потайной двери ощутимо тянуло холодом.
- Как он?
- Сразу же заснул, даже не понадобилась большая доза.
- Умница, Мари, можешь идти, ты мне больше не нужна.
Незваный гость подошел к графу и приблизил свечу к самому лицу Рошфора. Любопытство оказалось губительным: миг – и мужчина получил хороший удар подсвечником по голове. Граф не стал ждать дальнейшего развития событий, воспользовавшись временной беспомощностью противника, он поднялся с дивана и осторожно выглянул за дверь. Все было тихо. Через несколько минут Рошфор оказался на заднем дворе борделя рядом с кухней. Граф незаметно проскользнул на улицу.

В гостиницу граф вернулся под утро, и сегодня не отступив от сложившихся традиций. Задание оказалось на редкость тяжелым: ежедневные визиты в бордель, игра с Федерико, беседы с Гонзаго – тут никакого здоровья не хватит. Удивительно, как это «золотой молодежи» удается прожигать жизнь без отвращения?
Начинало светать, и в мутном зареве нового дня граф увидел на столе листок бумаги. Чьей-то нетвердой рукой на нем было выведено: «тот, кто преступил законы божеские и человеческие, недолго будет осквернять собой гармонию мира». Обращения и подписи не было.
Рошфор раздраженно смял в руке послание и запустил им в камин. Чего только не придумают обиженные женщины, привычно отмахнулся граф от ненужных мыслей. Погруженный в полусон-полуявь, он не придал письму никакого значения…
Частые удары в дверь разбудили Рошфора глубоко за полдень.
- Какого черта… А, это Вы, Амалия? Доброго времени суток…
Девушка презрительно фыркнула, мгновенно отметив следы ночного образа жизни на лице графа, и сразу перешла к делу:
- Диего пропал. В комнате нет вещей, постель нетронута. Вы никуда его не посылали?
Граф медленно выдохнул, припоминая:
- Да вроде нет. Может, решил навестить старых друзей?
- Как Вы думаете, что будет, если он навестит кардинала Гонзаго?
- Ничего хорошего, - перед глазами графа всплыла картинка «черной мессы» в ночь знакомства с Диего, - за участие в этом фарсе дядюшка Вас не похвалит… Так, значит, письмо написали не Вы?
- Какое письмо? Я ничего не писала! Покажите! – встревожилась Амалия.
- Какая-то чушь о том, что если я не перестану делать то, что делаю, то скоро не смогу этого делать. Я предположил было, что Вам надоели мои ежедневные, точнее, еженощные отлучки, но исчезновение Диего меняет дело, - Рошфор ухмыльнулся, хотя иронии в его гримасе значительно поубавилось.
- Если дядя обо всем узнает, он Вас уничтожит!
- Подумаешь, меня многие хотели убить, но пока безуспешно. Вот, например, сегодня у Андриано...
- Что произошло?! – Амалия села на стул, пытаясь унять дрожь в руках.
- Я сам толком не понял, ибо с последнего акта этого спектакля исчез, не дождавшись выхода актеров на поклон. Не беспокойтесь, моя дорогая, я намерен окончить свои дни в богатстве и старости лет этак через тридцать, не раньше. Кстати, который час?
- Половина восьмого, - сверилась девушка с часами-луковичкой на поясе.
- Черт побери, меня ждет Федерико, чтобы представить Амати. Я должен что-нибудь поесть и переодеться.
Будто не замечая Амалии, граф вытащил из чемодана почти чистый камзол бордового цвета и темно-зеленые штаны. В следующий раз обязательно буду укладывать вещи трезвым, твердо пообещал себе граф, уныло созерцая радужное великолепие. На последнюю парижскую моду костюмчик явно не тянул.
- Я поеду с Вами, - решительно заявила девушка.
Граф расхохотался.
- Мы обычно встречаемся в игорном доме или у Андриано. Это не лучшие места для прогулок в вечернее время. Оставайтесь в гостинице – вдруг появится наш юный друг? Или навестите родственников, например.
Дверь за Амалией захлопнулась с такой силой, что петли жалобно взвизгнули. А граф в красно-зеленом одеянии без аппетита дожевал вчерашнюю холодную курицу и через четверть часа покинул гостиницу.
Племянницу Гонзаго конюший Его Высокопреосвященства явно недооценил: если бы он внимательно осмотрелся при выходе из гостиницы, то не смог бы не заметить хрупкую фигурку, бесшумно отделившуюся от стены, там, где тень от фонаря была почти непроницаемой. Так, держась на небольшом расстоянии, они добрались до игорного дома. Граф вошел внутрь, а девушка спряталась за колонной соседнего здания в античном стиле.

Федерико уже ждал Рошфора, потряхивая костями в стаканчике.
- Я уж думал, что Вы не придете.
- Меня задержали непредвиденные обстоятельства, - неопределенно оправдался граф, - и теперь мне просто необходимо встретиться с сеньором ди Амати.
- Нет ничего проще. Как раз вчера он вернулся из поместья в городской дом – видимо, появился клиент, ради которого паук и покинул свое привычное убежище. Идемте, я Вас представлю.
Особняк в античном стиле рядом с игорным домом был заслуженной гордостью хозяина. На небольшой площади между игорным домом и покосившейся древней постройкой непонятного назначения высился новый дом с мраморными колоннами. Строгая, почти аскетическая архитектура притягивала взоры и говорила не столько о вкусе, сколько о богатстве заказчика. Бонаколси подергал за кольцо в дверной ручке.
Сквозь приоткрывшееся окошко его спросили, кто и по какому вопросу пришел. После минутного диалога двери распахнулись.
- Господин примет Вас, - коротко бросил слуга и сделал приглашающий жест.
Сеньор ди Амати оказался высоким статным мужчиной лет примерно сорока, с острым римским профилем и не менее острым взглядом. Короткие вьющиеся волосы и гладко выбритое лицо придавало ему неуловимое сходство с одним из императоров, чей профиль украшал раздел крылатых фраз в латинской грамматике.
- Чем я могу быть Вам полезным? – начал разговор ди Амати.
Рошфор в сопровождении Федерико вышел от Амати, когда время уже приближалось к полуночи. Беседа вышла долгой и изматывающей, граф-контрабандист не столько говорил сам, сколько слушал, стараясь выведать побольше информации. Конюший Его Преосвященства тщательно делал вид, что пытается наладить в Мантуе торговое представительство, а торговля, если она идёт законными путями, дело малоприбыльное. Граф согласно кивал. Рошфор перечислил заранее заготовленный список товаров, которые он намеревался якобы отправлять отсюда через перевал во Францию – пользуясь военным временем, товары должны были быть скуплены почти даром и перевезены, естественно, без таможенной пошлины. Граф всё так же согласно кивал.
Рошфор предложил ди Амати тридцать процентов от цены товаров, с условием поставить всё в две недели. Теперь уже Бартоломео задумался. Начался торг, около получаса стороны приводили железные доводы и аргументы, и сошлись на сорока процентах. Оставив графу векселя на пять тысяч ливров для закупок, конюший Его Преосвященства откланялся и обещал быть через три дня, чтобы узнать, как идут дела. Теперь дело было за второй частью плана, и если ди Амати клюнет на приманку – предприятие можно было считать удавшимся.

* * *

Андриано выглянул в окошко и отпер дверь. Хозяин борделя был мрачнее тучи, он лишь с поклоном проводил графа в «караулку» и указал ему место во главе стола.
- Ваша милость, прошу простить, негодница уже наказана. Надеюсь, всё в порядке?
- Вы о чём? – опешил Рошфор.
- О неких… скажем так, ночных визитёрах. Я клянусь, что не имею к этому никакого отношения! Когда я ночью вышел прогуляться и увидел, что подвальная дверь лишь прикрыта… Ну, вы понимаете, дальше узнать всё было нетрудно.
- И что вы узнали?
- Слишком мало, ваша милость. Но эта продажная тварь получила по заслугам.
- Я надеюсь, вы не… - у графа, представившего, что такое у яростного корсиканца «получить по заслугам», похолодела кровь, когда воображение живо нарисовало женский обезображенный труп с перерезанным горлом, выуженный рыбаками из канала.
- Нет, не волнуйтесь. Эй, ты, пойди сюда! – гаркнул Андриано, приоткрыв дверь. Послышался торопливый топот, и в комнату юркнула Мари. Испуганно пискнув при виде графа, она замерла на пороге.
- Повернись.
Девушка послушно повернулась. Корсиканец дёрнул рукав платья, открывая спину. Смуглую кожу переживали свежие рубцы ударов, исполосовавшие молодое и красивое тело тонкой сеткой. Рошфору показалось, что Мари досталось по меньшей мере три десятка плетей. Графа передёрнуло.
- Исчезни.
Девушка выскользнула за дверь.
- Ваша милость, могу я загладить этот неприятный инцидент и быть вам чем-то полезен?
- Можете, потому я к вам и пришёл. Мне нужно две вещи.
- Сеньор?
- Во-первых, мне нужно найти человека. Он до недавнего времени жил в «Чёрной жемчужине». Невысокий, смуглый, итальянец, родом из Мантуи. Зовут его Диего. У него грустные глаза навыкате, большой скорбный рот и он чуть сутулится при ходьбе. На вид лет двадцать-двадцать два. Он пропал из гостиницы вчера вечером, и я хочу знать, куда.
- Он пропал или ушёл по своей воле?
- Полагаю, ушёл.
- Какие-нибудь неприятные сюрпризы? Мне не хотелось бы влезать в чужие дела, но…
Рошфор задумчиво посмотрел на Андриано, но решил сказать на этот раз всё.
- На руке у него масонский перстень.
- Масон?
- Да.
- Чёрт бы его подрал… - Корсиканец оторопело потёр бороду. – С масонами шутки плохи. Впрочем, если вам нужно всего лишь узнать…
- …где он сейчас, не более того.
- Хорошо, я думаю, это можно будет устроить. Что ещё?
- Старьё, мой дорогой друг.
- Что-что?! – на сей раз Андриано смотрел на графа, как на сумасшедшего.
- Старьё. Есть у вас знакомые скупщики, у которых можно найти совсем старый хлам, лучше всего – времён древнего Рима?
Прошло три или четыре дня с тех пор, как Рошфор договорился с Андриано об услуге. Всё это время граф отчаянно скучал и выходил из гостиницы лишь затем, чтобы перекусить в каком-нибудь кабачке вместе с Фредерико. Впрочем, поскольку кабачков в городе было всего пять, а борделей, считая и заведение Андриано – четыре, то выбор мест для отдыха не блистал разнообразием. К тому же Бонаколси, ожидавший, как всегда в начале месяца, поступления денег из поместий, денег не получил. В результате граф нервничал, бросил игру в карты – ибо его принципом было никогда не играть в долг – и превратился в собеседника с постоянным скверным расположением духа.
Наконец, восьмого февраля, ближе к вечеру, в гостиницу явился всё тот же мальчишка-посыльный от Андриано. В коротенькой записочке в неподражаемом стиле корсиканца графу предлагалось заглянуть на огонёк как можно скорее.
Андриано принял конюшего Его Преосвященства в «караульной». Помином хозяина борделя, в комнате был ещё один человек – седовласый всклокоченный старичок с небольшой плешью и круглыми очками на самом кончике длинного носа. Его маленькие глазки внимательно посматривали на графа из-под кустистых бровей, он вежливо поклонился в ответ на приветствие, но не произнёс ни слова.
- Итак, сеньор. Человек, который вас интересует, найден. Он поселился на небольшой вилле за городом, у своих друзей и покровителей – как я полагаю. Находится в добром здравии, но постоянно печальном расположении духа, в город не является.
- Хорошо.
- Теперь далее. Сеньор Сорделло – антиквар. С ним вы можете побеседовать на интересующую вас тему.
- Сеньор случайно не приходится родственником тому самому Сорделло?
- Именно так, месье, - ответил старичок на довольно приличном французском, чуть картавя. – Тому самому, помянутому Данте. Правда, не по прямой линии, но как видите, фамилию я унаследовал. А вместе с ней и страсть к искусству. Сеньор Андриано сказал, что вас интересуют старые вещи?
- Именно так.
- Какого рода?
- Всё, что относится к периоду древнего Рима. По крайней мере, периода расцвета империи или последних её лет, - Рошфор внимательно смотрел на антиквара.
- Это сложно… И дорого.
- Не обязательно подлинники.
На лице старичка появилась ухмылка, сделавшего его похожим на старого лиса. Глазки довольно блеснули.
- Ах, вот как! Тогда это будет дешевле и проще. Что именно вы желаете…
- Сеньор Сорделло, мне нужна ваша помощь и, пожалуй, двое-трое крепких молодцов для тяжёлых работ. Их, я думаю, обеспечит мой дорогой друг Андриано, - Рошфор посмотрел на него. Хозяин борделя молча кивнул.
- И надёжных, разумеется, - удовлетворённо закончил граф. – Я заплачу вам, сеньор Сорделло, за все необходимые поставки, молодцы получат по пятьсот ливров за работу и молчание. Вы, Андриано и вы, господин правнук поэта, по семьсот ливров за помощь. Но всё должно быть сделано в три дня, и качественно.
Антиквар и хозяин борделя чуть подались вперёд, взгляды их стали внимательными и напряжёнными.
- Итак, вы что-то задумали, сеньор? Как мы можем вам помочь?

* * *

Недалеко от Мантуи, в местечке Пиетоле, в своё время родился великий Вергилий. Сама же Мантуя – город, много древнее владычества Рима, и её основателями является таинственный и мудрый народ этрусков.
Примерно на полпути между Пиетоле и Мантуей, в лесу, граф и его подручные принялись за работу. Аккуратно сняв верхний слой дёрна на холме на лесной поляне, откуда открывался прекрасный вид на город, по указаниям Рошфора вырыли глубокую яму в центре площадки и ещё несколько ям по периметру. В них уложили доставленный антикваром вещи: осколки амфор и посуды, грубо обработанные камни стен, обломки двух-трёх колонн и даже одну «настоящую древнеримскую мозаику», сработанную кем-то из приятелей Андриано. Пересыпая щедро каждую вещь землёй, добавив мелкие предметы обихода вроде фибул, бусин, монет, украшений для конской сбруи и даже нескольких некомплектных деталей от римского доспеха, новоявленные археологи аккуратно зарыли ямы и вернули дёрн на место, вновь придав поляне нетронутый вид. Лишь кое-где дёрн чуть приподымался – там из земли чуть выступали обломки камней и стен – как и было задумано Рошфором. Наконец, под камнем чуть в стороне от поляны, поросшем мхом и явно простоявшем здесь не одно тысячелетие, граф собственноручно зарыл маленькую пузатую амфору с целой пригоршней «настоящих древнеримских монет», где помимо настоящих львиную долю составляли стёршиеся и сносившиеся до безобразия монеты более современного образца, переделанные опять же другим знакомым Андриано, фальшивомонетчиком, «под Рим».
Теперь надлежало приступить ко второй части плана. Граф вскочил на коня и галопом погнал его в Мантую, пролетел через город и соскочил с седла только перед дверьми особняка Амати.
- Господин дома? – бросил он подскочившему принять поводья лакею.
- Дома.
- Доложи, и поскорее!
Спустя минуту конюшего Его Преосвященства ввели к графу ди Амати.
- Чем могу служить, сеньор?
- Как поживает мой заказ?
- Прекрасно, он прибудет примерно через два-три дня. Вы ведь пожелали лично вывезти всё из Мантуи во Францию.
- Чудесно.
- Вы явились ко мне так поздно только затем, чтобы поинтересоваться вашим заказом? Слова благородного человека вам, значит, не достаточно? – нахмурился Амати.
- О нет, сударь! – Рошфор перевёл дыхание и небрежно откинулся в кресле, выставив на обозрение заляпанные грязью сапоги. – Я приехал с небольшой новостью, которая, думаю, вас обрадует.
- Что за новость?
- Слышал, вы увлекаетесь историей древнего Рима?
- Да, это правда.
- Ну, так вот, памятуя о нашей прекрасной сделке и надеясь продолжать с вами деловые отношения и впредь, я хочу предложить вам свой товар.
- В каком смысле? – удивлённо посмотрел на гостя граф.
- В прямом. Правда, он далеко не так свеж, как тот, что поставляете вы, но думаю, в этом случае несвежесть вас лишь обрадует, - с этими словами Рошфор небрежно бросил на стол пять круглых тусклых кусочков металла. В глазах Амати вспыхнул интерес. Он цепко схватил один кружочек, внимательно рассмотрел его, поднёс чуть ли не к носу, отодвинул на вытянутую руку, поскрёб, взялся за другой… Восхищение росло. Ещё бы, ведь эти монеты были подлинными, купленными у Сорделло за приличную сумму.
- Откуда они у вас?
- Там, где я нашёл эти, есть и другие. Просто мне было несподручно везти их все.
- Где? – тон Амати переменился и теперь его голос был таким же, как в прошлую их встречу, когда они договаривались о контрабанде.
- Неподалёку. Вас это интересует?
- Отчасти. Я могу заплатить вам за них… Скажем, по сто ливров.
Рошфор удержался от ухмылки. Сорделло продал ему эти монеты по семьдесят ливров.
- Не сейчас. Я спрашиваю, интересует ли вас то, что я нашёл рядом с монетами?
- Я не понимаю…
- Итак, граф… - конюший Его Преосвященства эффектно помедлил, словно раздумывая, стоит ли сообщать собеседнику тайну. И лишь убедившись, что Амати, тщетно пытаясь скрыть свой интерес, на самом деле уже попался на уловку, Рошфор сделал вид, что решился: - Я предлагаю вам купить у меня древнеримскую виллу.
- Вы шутите!
- Нет, я вполне серьёзен. И за приемлемую цену. Сами понимаете, я не знаю, что можно найти там, где я подобрал монеты. Монеты были практически на поверхности, рядом – выступы, кажется, обломки стен. Но поскольку я не могу поручиться, что это настоящий клад, я запрошу с вас совсем божескую цену, и если вы потом выиграете от этого – не буду на вас в обиде. Признаться, археология – не моя стихия.
- Сколько вы хотите?
- О нет, не денег.
- Тогда что? – Амати был в полном изумлении.
- Я хочу, чтобы вы прекратили поставки испанцам.

 Отправлено: 24.12.10 23:21. Заголовок: Признаюсь, Ваша про..

Признаюсь, Ваша просьба меня порядком удивляет, - задумчиво проговорил Амати, - Вы не производите впечатление патриота своей страны, не сочтите за оскорбление.
- Я патриот, только когда это мне выгодно, - граф постарался рассмеяться, но получилось несколько натянуто, - итак?
- Мне надо подумать...
Граф поспешно откланялся и покинул особняк Амати. Дело можно было считать законченным: лихорадочный блеск и нервное подергивание рук коллекционера сказали Рошфору о многом. Граф прикинул в уме расклад: Салуццо и Амати можно было сбросить со счетов, Федерико граф надеялся переубедить или припугнуть. Явных противников оставалось двое: кардинал де Гонзаго и Мария Джулиано Сфорца. Родственники незабвенной Амалии ди Амеро.

В этот вечер Рошфор потерял счет времени, пока дождался Амалию. Нет в жизни более опрометчивых поступков, чем те, которые совершаются назло кому-нибудь, и графиня, казалось, с головой окунулась в вихрь светских развлечений, практически поселившись в особняке любимой тетушки. Та всячески поддерживала отношения племянницы с Марком, и искренне печалилась из-за того, что никакого результата они не имели. Марк давно готов был предложить Амалии руку и сердце, бросить ради нее службу во флоте и перспективную карьеру военного, но независимая девушка никак не поощряла эти авансы, и Марку пришлось отступить...
Все еще напевая мотивчик из только что услышанной модной пьесы, Амалия открыла дверь своей комнаты и увидела графа. Отношения между ними в последнее время порядком испортились, поэтому лицо графини искривила недовольная гримаска:
- Что Вы здесь делаете? Вам прискучили развлечения у Андриано?
- Дорогая графиня, Вы же знаете, что все мои мысли только о благе Франции...
- Вы патриот, только когда Вам это выгодно, - отрезала девушка.
- Допустим. И все же: помните, зачем мы сюда прибыли? У нас остается не так уж много времени для выполнения задачи, и основное препятствие – Ваши родственники. Вы знаете их лучше, чем я...
Граф раздраженно постукивал пальцами по подоконнику, разговор по душам не получался, а время шло. Какой-то огонек сверкнул в темноте на улице. Рошфора спасла только его реакция: граф мгновенно отскочил от окна и прижался к стене. Пуля влетела в комнату и расплющилась о противоположную стену. За ней сразу же последовали еще несколько. Граф опрокинул подсвечник, чтобы с улицы нельзя было рассмотреть происходящего в комнате и рывком притянул Амалию к себе.
- Что происходит? - шепотом спросила девушка.
- Не знаю. Но кому-то я очень не нравлюсь живым. Уходим отсюда...
Рошфор ощупью пробрался к двери, поддерживая девушку под локоть. Даже сквозь ткань платья он чувствовал, как Амалия дрожит от испуга. Ставни в соседней комнате, куда направился граф, оказались плотно закрытыми. Граф подвинул девушке кресло, а сам уселся на стул рядом с ней. По осторожному лязгу металла Амалия догадалась, что Рошфор заряжает пистолеты. Потом тишина в комнате стала просто осязаемой.
Вдруг в коридоре послышались осторожные шаги, так ходят, когда хотят остаться незамеченными.
- Началось, - прошептал граф в самое ухо Амалии, - держите пистолет, но стреляйте только в самом крайнем случае.
Дверь широко распахнулась, стукнувшись о стену с большим шумом. На пороге показались два силуэта в масках, обнаженные шпаги блеснули в неровном свете коридорной лампы. Начался бой. Преимущество было на стороне графа, чьи глаза привыкли в темноте, тогда как нападавшие щурились, пытаясь рассмотреть что-либо в полумраке комнаты. Зато их было двое против одного, и граф чувствовал, что выдыхается.
Шпага одного из нападавших скользнула по руке графа, от острой боли граф вскрикнул, и как эхо прозвучал крик Амалии. Мужчина в маске повернул голову на звук – и это было его ошибкой. Последней ошибкой – ибо в следующее мгновение шпага графа пронзила его насквозь, и ее конец вышел из спины на целую ладонь. Раненый захрипел и повалился на пол. Второй нападавший повторять судьбу товарища не стал: не прошло и нескольких секунд, как он скрылся за дверью.
- Кажется, на сегодня все. Амалия, посветите, - хриплым голосом приказал Рошфор.
Девушка поднесла зажженную свечу к лицу раненого, точнее, теперь уже мертвого убийцы. Граф сорвал с него черную маску, и оба одновременно ахнули: на них смотрели остановившиеся, но все такие же печальные огромные глаза Диего де Модильоне.
- Значит, это - масоны, - обреченно произнес граф и со стоном опустился в кресло. В комнате свежезаколотый труп и девица, левая рука горела огнем, а сильная боль затмевала рассудок, - в общем, картина графу не нравилась. Как сквозь вату он слышал тревожный голос Амалии, но потом все-таки не выдержал и потерял сознание.
Граф знавал немало паршивых пробуждений с утра, но это выдалось на редкость пакостным. Не открывая глаз он попытался пошевелиться в постели, и почувствовал, что левую руку будто нашпиговали тысячей мелких игл. Во рту стоял привкус чего-то отвратительно горького, а глаза, когда Рошфор всё же попытался их открыть, открываться напрочь отказались.
Спустя несколько минут граф, чуть передохнув, предпринял новую попытку осмыслить мир вокруг себя. На сей раз она была более успешной. Глаза не открывались по той простой причине, что кто-то положил ему компресс на лоб, и теперь тяжёлая влажная тряпка сползла на веки. Во рту стоял привкус лекарства, которым его успели попотчевать в бессознательном состоянии, и судя по запаху, часть микстуры конюший Его Преосвященства выпить всё-таки отказался. Рука, хоть и ощущалась погружённой в раскалённый песок пустыни, была аккуратно перевязана и лежала поверх одеяла. Кто-то позаботился раздеть графа, оставив его в нижнем белье. И этот кто-то теперь чуть застонал во сне на неудобном стуле рядом с кроватью.
- Вы что, не ложились всю ночь? – Рошфор правой здоровой рукой поправил съехавший компресс и устало посмотрел на Амалию, пытающуюся распрямить затекшее от неудобной позы тело. Девушка чуть поморщилась, но тут же обеспокоено проверила лоб графа. Жара не было.
- Как вы себя чувствуете?
- Гораздо лучше. А кто привёл доктора?
- Слуга. Хозяйка гостиницы хотела сама сидеть с вами, но я её отослала.
- А раздели меня тоже вы?
Графиня покраснела и возмущённо посмотрела на Рошфора.
- Ну, раз к вам возвращается способность пошлить, то дела явно идут на лад.
- Не сказал бы, - граф сел в постели и, дотянувшись до сложенной на стуле одежды, попытался одеться. – Нам нужно срочно уезжать отсюда.
- Куда?
- Куда угодно, здесь мы не в безопасности. Надежда есть, только если мы покинем это заведение.
- Вы сказали вчера, что это масоны. Игра зашла слишком далеко?
- Достаточно, моя дорогая.
- Я не ваша… - графиня попыталась проявить строптивость, но здоровая рука графа вдруг сжала ей запястье с огромной силой.
- Послушайте! Вчера ночью меня пытались отправить к праотцам посланцы здешней ложи. Вам, полагаю, ничего не грозит, но вы можете просто оказаться случайным свидетелем.
Амалия попыталась что-то сказать, но граф не дал ей заговорить.
- Именно поэтому мы должны уехать. Вы отправитесь к своей тётушке, и всеми правдами и неправдами устроите так, что весь её дом будет клясться и божиться, что вы провели эту ночь у неё и сюда приехали лишь утром. Я укроюсь… это не важно. Вчера погиб Диего – а значит, мы можем надеяться, что у масонов теперь нет человека, который сможет точно опознать меня. Ваш дядюшка не в счёт – вряд ли он станет марать руки убийством. Я не сомневаюсь, что Диего показал меня в окне напарнику. Теперь у них такой возможности не будет, и искать меня им станет труднее. Итак, отправляйтесь к тётушке. Я закончу дела с Амати и Бонаколси, а затем заберу вас и мы вернёмся в Париж. Мне до смерти надоела эта проклятая страна.
- Эта страна – моя родина, - обиженно заметила Амалия, но в голосе девушки помимо обиды скользнула лёгкая грусть. Она как-то странно посмотрела на графа, словно желая ещё что-то сказать, затем встала и быстро вышла из комнаты. Хозяин гостиницы, явившийся узнать, чем он может служить своему гостю, не переставая сокрушаться о случившемся, помог Рошфору одеться. Граф как раз расплачивался с трактирщиком и сговаривался о том, чтобы оставить на хранение до поры свой багаж, когда под окном раздался стук копыт и карета Амалии выкатила со двора гостиницы.

 Отправлено: 25.12.10 19:51. Заголовок: Вечером того же дня ..

Вечером того же дня граф снова посетил с визитом дом Амати. Переговоры заняли около часа, после чего конюший Его Преосвященства покинул графа Бартоломео с подписанным договором, где говорилось, что граф ди Амати уступает в обмен на сведения о месте, где были найдены предъявленные ему монеты, свои обязательства перед испанской армией и впредь отказывается поставлять ей оружие и припасы. Такая откровенность явилась следствием жёсткой позиции Рошфора: граф играл в открытую и требовал, как представитель Франции, веского поручительства от Амати, которое было бы залогом состоявшейся сделки. Про себя же конюший Его Преосвященства искренне надеялся, что граф Бартоломео не начнёт раскопки «виллы» раньше, чем посланцы кардинала Ришелье покинут Мантую.
Разговор с Фредерико в игорном доме при одном из пяти кабачков получился ещё более коротким. Бонаколси как раз получил доход с поместий, но как назло, управляющие кляли неурожаи и проклятую войну, которая перепугала всех поселян вблизи театра военных действий, так что работать на полях было почти некому. Полученная Фредерико сумма удовлетворяла амбиции и страсти молодого человека максимум на месяц-полтора, а до следующего прибытия денег приходилось ждать не менее полугода. Бонаколси как раз раздумывал над решением этой веской дилеммы, попутно играя на мелкие ставки в кости, когда явилось спасение в лице Рошфора. Граф снова сразу же перешёл к делу, предварительно потребовав для себя и своего друга отдельный кабинет, ужин и письменные принадлежности. Рошфор сообщил, что имеет честь от лица Франции предложить Фредерико Бонаколси поправить его денежные дела, в обмен на поддержку интересов Франции в Мантуе. В подтверждение на стол легла связка векселей одного из флорентийских банков. Бонаколси не долго размышлял, прежде чем ответить утвердительно. Немедленно был составлен договор, сродни тому, что недавно подписал Амати, и таким образом трое – считая старого маркграфа Салуццо – оказались сторонниками французской партии, желали они того или нет.
Ужин подходил к концу, когда слуга Фредерико, подававший блюда и следивший у двери, чтобы никто не подслушал их разговора, принёс Рошфору конверт.
- От кого?
- Некий господин, он не назвался, синьор, но точно описал вас и просил незамедлительно передать этот конверт, добавив, что ответ не требуется.
Рошфор вскрыл конверт, на котором не было никаких подписей. Внутри на листе добротной дорогой бумаги был грубо нарисован обнажённый меч и ниже на латыни написано: «Будь готов!» Несмотря на всю смелость конюшего Его Преосвященства, в этот момент ему стало не по себе.
- Чёрт возьми…
- Что-то случилось? – Бонаколси, получивший векселя и насладившийся хорошим ужином в приятном обществе, старался быть любезнее обычного.
- Пожалуй, граф, вам лучше всего будет сейчас удалиться и непременно без меня.
- Но что случилось?
- У меня небольшая личная встреча.
Фредерико задумчиво посмотрел на графа и вдруг усмехнулся. Рошфор непонимающе приподнял брови, выражая немой вопрос такому поведению.
- Любезный друг, ваша личная встреча после оказанной вами услуги непременно должна стать и моей. Ибо дело здесь явно не обойдётся без нескольких ударов шпаги, и я прошу вас принять мои услуги в качестве спутника.
- Вы хорошо подумали? Я склонен полагать, что может не обойтись и без пистолетных выстрелов.
- Всё настолько серьёзно?
- Серьёзнее некуда.
- Знаете, граф… Пожалуй, я мог бы спросить вас, с чего вдруг у вас появились подобные недоброжелатели, но… Когда путешествуешь с такой прелестной спутницей, недоброжелатели – неизбежное зло, на мой взгляд. Поэтому я просто последую за вами, а моего слугу мы пошлём за помощью. Думаю, она может понадобиться.
- Тогда лучше всего пошлите его прямо к Андриано.
Фредерико понимающе кивнул и оба встали из-за стола…
Неподалёку от трактира их уже ждали. На сей раз пришельцев было пятеро, что явно не уравнивало шансы, даже учитывая, что граф теперь был не один. Стрелять никто не стал. В темноте блеснули обнажённые клинки, и начался бой – молчаливый, упорный, прерываемый лишь сбивчивым дыханием сражающихся, звоном шпаг и стуком каблуков по мостовой. Впрочем, вскоре тишину итальянской ночи разорвал первый вскрик, обозначивший миг, когда один из нападавших выбыл из строя. Однако оставалось ещё четверо, и даже для двух недурных фехтовальщиков, которыми были Рошфор и Фредерико, четверо убийц было всё же чересчур…
В доме у тетушки Амалия не находила себе места. Ее чемоданы стояли неразобранными в комнате, а графиня лихорадочно приводила себя в порядок. Ехать к кардиналу Гонзаго, немедленно! Ведь он тоже состоит в ложе и наверняка сможет что-нибудь сделать. Девушка с остервенением воткнула последнюю шпильку в прическу, когда в дверь осторожно постучали. На пороге появился Марк с букетом цветов. Огромные ярко-белые лилии были гордостью оранжереи Марии Джулианы, но ради такого дела тетушке не было жалко ничего.
- Дорогая кузина! Сегодня Вы прекрасны, как никогда! И я готов всю жизнь говорить Вам об этом, - Марк произнес эту тираду с непередаваемым пафосом и опустился на одно колено...
- Не сейчас, Марк! - девушка направилась к двери, но ди Монфреди загородил ей выход, - пустите!
- Одну я Вас не отпущу никуда!
- Тогда отвезите меня к кардиналу Гонзаго, и побыстрее.

Племяннице Гонзаго не обрадовался. Ему уже доложили и о гибели Диего де Модильоне, и о том, что Амалия была там вместе с графом. Место женщины в доме, на балах, на худой конец, при дворе, но не в потрепанной комнате богом забытой гостиницы вместе с негодяями. Страстный монолог Амалии кардинал слушал вполуха, в глубине души уверенный в своей правоте. Он должен покончить с этим, и как можно скорее.
- Дядя, если Вы меня хоть чуть-чуть любите, спасите его.
Гонзаго посмотрел на племянницу и покачал головой:
- Он вмешался в дела, которые его не касаются, и тайны ложи умрут вместе с ним.
- Пощадите! Или убейте и меня... Иначе Священная Инквизиция уничтожит Ваше Высокопреосвященство, когда я расскажу, что кардинал де Гонзаго – глава масонской ложи!
Глаза Амалии сверкали от сдерживаемых слез, но в голосе сквозили нотки фамильного упрямства.
- Мне очень жаль, что я ничем не могу помочь тебе, Амалия. Приговор ложи приведен в исполнение, а за мертвых просить не стоит, - негромко сказал Гонзаго.
Настенные часы пробили девять.
Девушка молча посмотрела на дядю. Ничего не сказав, она вышла из дворца, молясь лишь о том, чтобы не упасть в обморок. В карете ждал Марк.
- Куда теперь?
- Не знаю, - одними губами прошептала Амалия.
В двух кварталах от дома тетушки карета остановилась.
- Дальше дороги нет, - проворчал кучер, - придется разворачиваться.
Брошенная телега с сеном перегородила проезд по улице. За ней слышался шум драки, выкрики и ругательства. Вдруг Амалии показалось, что она услышала голос Рошфора.
- Стойте, куда Вы, - Марк попытался удержать кузину, но не успел. Графиня выскочила из кареты и побежала к месту схватки...

Четверо против двоих – расклад не слишком приятный. Граф убедился в этом на собственной шкуре, уже изрядно подпорченной вчерашним покушением. Ему приходилось непросто: держать кинжал он не мог, а удары парировал плащом, намотанным на руку, каждое движение которой отдавало сильной болью. Он прижался спиной к стене дома и внимательно защищался. Сил на атаку не хватало, оставалось надеяться, что противники ошибутся раньше. Несмотря на численное превосходство, пока что они больше мешали друг другу. Убийцы торопились: они и так потратили уйму времени на поиск графа по всем злачным местам города.
Фредерико убил еще одного нападавшего, но сам получил рану. Граф услышал его крик и громко выругался: если Бонаколси не продержится, против троих ему не устоять.

- Амалия, подождите! - почти крикнул Марк в ухо девушки, догнав ее у телеги.
- Он там, я знаю! Помогите, и я... я... - графиня ди Амеро не договорила, слезы душили ее.
Марк резко развернул ее к себе:
- Вы станете моей женой, если я спасу его?
- Да! - прошептала Амалия. Марк поцеловал ее в губы и почувствовал, как она обмякла в его объятиях. Он передал ее на руки подоспевшему кучеру, сам же вытащил шпагу. Легко перемахнув преграду, Марк присоединился к сражавшимся.
И как раз вовремя: Фредерико захрипел и упал с перерезанным горлом. Нападавший обернулся к новому противнику, но не успел среагировать на прямой укол. Шпага ди Монфреди глубоко вошла в его грудь, и убийца повалился прямо на свою недавнюю жертву.
Теперь их осталось двое против двоих, но Рошфор чувствовал, что больше не выдержит. Умелым финтом противник отвлек его внимание, и после батмана шпага графа отлетела на несколько шагов. Убийца отскочил в сторону и поднял оружие.
Так, вот, значит, как это – смерть, пронеслось в голове Рошфора.
Тут раздался выстрел.

Вспышка осветила картину боя, в середине которой стояла графиня с пистолетом в руке. Из пистолета Амалия стреляла второй раз в жизни, и сейчас замерла на месте, оглушенная отдачей. Шальная пуля попала в ногу противника графа, тот зарычал от боли, кулем свалившись на землю.
Вдруг девушка тоже покачнулась и начала оседать вниз. Убийца, воспользовавшись вспышкой света, метнул кинжал. Оружие глубоко вонзилось в грудь Амалии слева между ребрами, чуть выше линии корсета.
- Графиня... - Рошфор опустился на колени рядом с нею, коснулся залитой кровью шеи.
Пульс не прощупывался.
Амалия ди Амеро была мертва.

Шатаясь, граф поднялся на ноги и снова взял в руку шпагу. Короткий крик означал, что Марк успешно прикончил своего противника. К месту схватки приблизился кучер с факелом от кареты, и в неярком, чадящем свете Марк и граф оказались лицом к лицу с обнаженными шпагами над телом погибшей Амалии. Не сговариваясь, мужчины посмотрели друг на друга. Марк отбросил в сторону кинжал, чтобы уравнять шансы. Дуэль, нет, не дуэль, а схватка, когда каждый был уверен в том, что другой, а не он сам, виновен в смерти девушки, началась.
Граф дрался так, как никогда в жизни до этого. По большому счету, ему было все равно, убить – или умереть самому, но инстинкт самосохранения оказался слишком силен у человека, только что заглянувшего в глаза смерти. Для Марка же после смерти Амалии жизнь потеряла всякий смысл, и он совершал ошибку за ошибкой. Некоторое время дуэль продолжалась на равных, без видимого перевеса.
Неожиданно граф открылся. Марк сделал, казалось, безупречный выпад, но вдруг сам напоролся на клинок. Рошфор вытащил шпагу, и молодой человек свалился к его ногам.
Все было кончено. Только убийца, раненый выстрелом в ногу, еще стонал, прислонившись к стене. Одним ударом граф освободил его от страданий.
Он остался один.
Кучер, увидев, какой оборот принимает дело, сбежал, как только началась дуэль. Трус оставил факел, вставленный в щель между камнями, и теперь багровые всполохи придавали месту схватки потусторонний вид. Рошфор отбросил шпагу и склонился над распростертой на земле Амалией. Едва коснувшись пальцами, он закрыл ей глаза. Графиня даже не успела испугаться - так быстро наступила смерть, и на ее лице навсегда застыло сосредоточенное, чуть удивленное выражение...

Почувствовав прикосновение к плечу, граф обернулся. Подоспел Андриано с тремя помощниками.
- Я вижу, что немного опоздал.
- Да. Но теперь это не имеет значения, - граф подхватил тело девушки и с трудом поднялся на ноги. С помощью Андриано он смог донести свою ношу до кареты. Там он уложил девушку на сиденье, сбросив на пол так и не понадобившийся букет. Смерть и королевские лилии – слишком уж часто они оказываются рядом на его пути...
- Сеньор, этот господин еще дышит, - один из товарищей корсиканца распахнул одежду на груди Марка и осмотрел рану.
- Это ее кузен, - глухо проговорил Рошфор, - перенесите его в карету.
- Хорошо. А Вы, сеньор, пойдете со мной. Я знаю места, где Вас не смогут найти.
Корсиканец отдал быстрые распоряжения своим людям, которые отодвинули телегу и освободили проезд. Один из них уселся на козлы, двое на запятки, и карета со скорбным грузом направилась к особняку Сфорца.
На следующий день Мантуя наполнилась слухами о ночном происшествии. В доме Бонаколси царил траур, в доме Сфорца – тоже. Марк, после напряжённой ночи, прошедшей в борьбе за жизнь, наконец к рассвету смог уснуть спокойно, и врачи уже не опасались за его жизнь: молодой организм теперь сам мог справиться со смертью и почти не нуждался в помощи докторов.
Мария Сфорца не отходила от гроба Амалии. Старушка вдруг словно надломилась, треснула какая-то внутренняя опора, и старая графиня вся внезапно осунулась, сгорбилась, став старше сразу на десять лет. Она молча рассматривала бледные и чуть обострившиеся черты лица погибшей племянницы, будто пыталась найти в них хоть искорку прежней жизни.
Ближе к вечеру город потрясло новое известие: кардинал Гонзаго был найден повесившимся в своём кабинете. Причины самоубийства назывались разные, в том числе и смерть племянницы, но истинного повода не знал никто. Повод этот сгорел в камине в последние минуты жизни кардинала, и написано в нём было следующее:

«Дважды вы неудачно покушались на мою жизнь, и результатом стала гибель людей, несомненно, благородных, но что ещё важнее – женщины, что была мне дорога. Теперь я не оставлю вас в покое. Одно письмо с надёжным курьером уже спешит в Рим, к Его Святейшеству, второе спрятано и в случае моей гибели или не доставления первого отправится по тому же пути. Рано или поздно – но скорее рано, я позабочусь об этом – Папа узнает о верном слуге господа, кардинале Мантуи, всю правду оборотной стороны жизни. Вашей власти пришёл конец, ваша ложа стала мышеловкой, и я хочу, чтобы вы знали: виной тому гибель Амалии. Мне не страшны ни ваши убийцы, ни ваши угрозы. Но я не прощаю вам её смерти.
Граф де Р.»

Бартоломео ди Амати, вернувшийся на следующий день в город, тщетно искал графа, продавшего ему права на «древнюю виллу». Тот словно в воду канул. Пропал из Мантуи и Андриано – хотя стоит заметить, что корсиканца видели позже в Риме, а затем на корабле, идущем в Венецию с заходом на Корсику.
Спустя полгода после описанных событий маркграф де Салуццо умер: сердце его остановилось. Впрочем, оплакать эту смерть было некому, ибо даже слуги разбежались из дома старого скряги, прихватив часть ценностей, и тело его обнаружили случайно спустя несколько недель после смерти.
Примерно в то же время Мария Сфорца также отошла в мир иной, тихо и мирно почив в своём загородном доме под Мантуей, откуда она не выезжала никуда после смерти Амалии. Леон ди Монфреди отправился к Марку, который уже успел к тому времени вновь вернуться в венецианскую армию.
Амалия ди Амеро была похоронена на кладбище Манути, в родовом склепе. Говорят, что однажды пришедшая навестить могилу тётушка обнаружила на могильной плите искусно вырезанное кем-то изображение ангела, а под ним – две переплетённые лилии. Но кто был заказчиком, какой каменщик нанёс изображение, когда это случилось – так и осталось неизвестным.

Вот такой грустный конец И Амалию жалко. И Рошфора тоже - что это у него любимые женщины как мухи мрут...

 Отправлено: 25.12.10 22:35. Заголовок: Реальному повезло ещ..

Реальному повезло еще меньше. У этого хоть 2 ярких романа было... Любовь такая, как правило, трагическая...
Спасибо вам

 Отправлено: 29.08.11 21:36. Заголовок: Вот, удалось найти е..

Вот, удалось найти ещё один эпизод из "Приключения продолжаются:

На службе у его высокопреосвященства Рошфор привык не удивляться ничему, но в этот раз задание кардинала, переданное ему отцом Жозефом, заставило его даже присвистнуть. «Да уж, - сказал он сам себе, - чем мне только не доводилось заниматься, но поступать в мушкетеры я еще не пробовал!». Рошфор еще раз перечитал записку отца Жозефа. Ему необходимо было выяснить, не опоздал ли кто – нибудь из знакомой до боли четверки мушкетеров на перекличку 27 декабря. Отец Жозеф советовал ему прикинуться провинциальным дворянином, жаждущим зачисления в полк, чтобы легче было расспрашивать. Идея эта не была лишена здравого смысла, и через час Рошфор стоял на пороге «Сосновой шишки», облаченный в потертый старомодный колет, высокие сапоги и бархатный берет, с характерным для растерявшихся от столичной сутолоки провинциалов глуповато – настороженным выражением лица. Определенно, если бы Рошфору вздумалось избрать театральную стезю, французская сцена приобрела бы первоклассного актера. Заказав стакан белого вина, Рошфор уселся у стойки и осмотрелся по сторонам. Вскоре подходящий объект был найден: у окна в одиночестве сидел лейтенант мушкетеров де Монтеро, который, судя по батарее бутылок, выстроившихся перед ним, находился уже как раз в той фазе, когда мрачно изливают душу первому попавшемуся собеседнику. Рошфор поправил берет и стеснительно подошел в столу лейтенанта:
- Прошу прощения, сударь, что, не будучи с вами знакомым, позволяю себе… позвольте присесть?
- Какого дьявола вам угодно, милейший? – пробурчал Монтеро.
- Видите ли, господин лейтенант, я недавно прибыл в Париж, намереваясь поступить в армию, но еще раздумаю, какой полк выбрать. Не будете ли вы так любезны, господин лейтенант, разрешить некоторые мои сомнения? Эй, трактирщик, - махнул рукой Рошфор, - четыре бутылки божанси.
При упоминании о божанси лейтенант явно сменил гнев на милость и уже более любезным тоном спросил, разливая по стаканам:
- Так какие такие сомнения у вас возникли, сударь?
- Да я уж совсем было надумал поступать в ваш прославленный полк, но мне сказали, будто в полку мушкетеров слишком строгая дисциплина, и суровы наказания за ее нарушения, и что…
- Черт подери, да кто вам мог сказать эдакую чушь? – Монтеро расхохотался. – Дисциплина?! Да в этом полку и слова такого не знают! Тревиль окончательно распустил солдат. Да если бы покойный капитан де Витри увидел, что творится в его полку с дисциплиной, - клянусь богом, он, вместо того, чтобы застрелить Кончини, застрелился бы сам!
И без того брюзгливый характер лейтенанта Монтеро осложняло еще больше отсутствие карьерного роста, и вообще каких бы то ни было жизненных перспектив. Ему было далеко за полтинник, лейтенантом он был последние пятнадцать лет, и, судя по всему, лейтенантом ему и суждено было оставаться. Его неприязнь к Тревилю объяснялась во многом банальной завистью: после отставки капитана Витри у него были все шансы получить этот чин, но король предпочел назначить капитаном своего любимчика Тревиля. Похожие чувства Монтеро испытывал к еще одному гасконскому выскочке – д'Артаньяну, которого Тревиль заметно отличал от других.
- Сами посудите – где это видано, чтобы офицер позволял себе опаздывать на построение полка, а капитан спускал бы ему это с рук!
Рошфор почувствовал, что напал на верный след.
Да не может такого быть! - изобразил возмущение согласно роли граф, - у нас, в Пуату, даже сложили поговорку о том, что скорее солнце утром забудет появиться на востоке, чем мушкетер короля нарушит приказ.
- Не верьте чужим словам и тем более поговоркам. Вот гвардейцы кардинала, те-то уж себе такого точно не позволяют. Хорошие ребята, и все делают вовремя. Не то, что эти!..
Монтеро раздосадованно взмахнул рукой и залпом осушил стакан божанси. Рошфор мысленно усмехнулся: еще немного, и Монтеро начнет делиться мечтами о службе кардиналу. Интересные перспективы вырисовываются.
- И у вас нет никаких наказаний за нарушения?
- Я же говорю вам, дисциплины вообще нет! Вы можете гулять всю ночь, опоздать на построение, уйти в отпуск на пару-тройку дней - и вам ничегошеньки не будет! - Монтеро слишком горячился, доказывая свою правоту, и даже не замечал, как с него осторожно выкачивают информацию, - вот, допустим, неделю назад, а именно 27 декабря состоялся первый большой смотр полка после кампании в Ля Рошели. И что вы думаете? На смотре во время переклички мы недосчитались сорока восьми человек!!!
Граф постарался придать своему лицу выражение восторженного идиотизма и с непередаваемым пафосом произнес:
- Я слышал, полк понес большие потери, и объявили дополнительный набор. Поэтому я тоже решил попытать счастья и вот теперь здесь, в Париже.
- Потери составили 46 человек! А еще двое имели наглость явиться только к концу построения. Конечно, если вы в фаворе у начальства, можно делать все, что угодно! Если Вам повезло родиться в Гаскони - считайте, птица удачи у Вас в руке!
Сдержанное ругательство лейтенанта выдало Рошфору истину о том, что Монтеро родился где-то в другой провинции.
- Да что Вы говорите? Неужели действительно важно только это?
- Вы сомневаетесь в моих словах? Так знайте, что на этот смотр имели наглость опоздать лейтенант Д"Артаньян, земляк капитана, и его друг, Арамис. Думаете, их примерно наказали? Ничего подобного. Гасконца в качестве дополнительного поощрения Тревиль назначил руководить учениями новобранцев, а господину Арамису был предоставлен отдых, видимо, он больше всех утомился во время осады. А Вы случайно не из Гаскони?
- Нет, нет, - поспешил рассеять подозрения Рошфор, - эй, трактирщик, еще вина!
- Мне хватит, - неожиданно твердо сказал Монтеро и как-то боком, пошатнувшись, вылез из-за стола, - если надумаете вступить в наши ряды, не тяните. Набор почти завершен.
- Спасибо за совет.
Лейтенант мушкетеров помахал рукой в знак прощания своему случайному собеседнику и вышел из кабачка. Рошфор остался в одиночестве за столиком, оценивая только что полученную информацию
- Надо же, какая неожиданная встреча! – раздался вдруг над ухом насмешливый голос со знакомым акцентом. Рошфор обернулся и увидел д'Артаньяна, с вызывающим видом положившего руку на эфес шпаги.
- Почему же неожиданная? – поднял одну бровь Рошфор.
- Да потому, что вам подобные личности редко заявляются в «Шишку», предпочитая грязную забегаловку под вывеской «Жирный Свин», - с этими словами д'Артаньян, не спрашивая разрешения, уселся за стол напротив Рошфора. Он явно нарывался на ссору, но Рошфору сейчас меньше всего на свете хотелось размахивать шпагой в обществе этого мальчишки.
- Вынужден с сожалением констатировать, сударь, что ваши манеры нисколько не улучшились со дня нашей последней встречи, - презрительно процедил он сквозь зубы. – Может быть, в вашем родном селе об этом не слыхали, но среди благородных дворян принято здороваться, прежде чем вступать в беседу.
- Единственное место, где я охотно поприветствую вас – это Пре-о-Клер!
Рошфор облокотился на некрашеный стол.
- Скажите, д'Артаньян, почему вы так упорно пытаетесь убить меня? Видит бог, я к вам зла не питаю, потому что все наши с вами столкновения имели причиной только службу, ничего личного. Что вам даст моя смерть? Мстительное удовлетворение, возможность возвыситься в собственных глазах, или – будьте откровенны с собой! – вы стремитесь уничтожить напоминание об упущенных возможностях?
Гнев д'Артаньяна сразу остыл.
- Что вы имеете в виду, Рошфор?
- Всего лишь то, что невольно я стал одной из причин, по которой вы отказались от предложения, сделанного вам его преосвященством. Думаю, что к этому моменту вы уже поняли, что совершили ошибку.
Д'Артаньян сверкнул глазами.
- Ошибку? Я так не считаю.
- Да неужели? А мне кажется, вы старательно делаете хорошую мину при плохой игре.
- Вы молоды, честолюбивы и целеустремленны. Кроме того, вы умный человек. А у его преосвященства есть, среди прочих, одно очень ценное качество, редко встречающееся у власть предержащих: он умеет ценить людей по достоинству и по заслугам. На службе у кардинала вы сможете достичь всего, о чем пока тщетно мечтаете.
Д'Артаньяну припомнились слова, сказанные ему Атосом после аудиенции у Ришелье. Но он гордо вскинул голову, отогнав сомнения:
- Возможно. Но я свой выбор уже сделал. И не льстите себе – вовсе не печальная перспектива совместной службы с вами повлияла на мое решение.
- Вот как? Это уже интересно. А что же, если не секрет?
- Сменив цвет мундира, я бы лишился моих друзей.
- Как трогательно. Вы это серьезно? Право же, в наше время такое ребячество просто смешно. И, конечно же, вы считаете, что поступили жутко благородно. И что же вам дало это благородство? Ваши с друзьями дороги уже расходятся, очень скоро они оставят вас и пойдут каждый своим путем. А вы останетесь ни с чем.
Д'Артаньян снисходительно усмехнулся.
- Знаете, мне очень жаль вас, Рошфор. Ваши слова свидетельствуют только о том, что вы никогда не знали искренней дружбы.
- Вы более моего достойны жалости, - парировал Рошфор. – Вы неудачник, д'Артаньян, и всегда им будете, потому что не способны понять, в чем состоят ваши интересы. Бьюсь об заклад, что и через двадцать лет вы все еще будете тащить служебную лямку, в бедности и ничтожестве.
- Браво, Рошфор, ваша проповедь просто великолепна. Что же касается вашего будущего, то, могу вас уверить, мой прогноз будет более достоверным: завтра утром моя шпага отправит вас туда, откуда вы появились: в преисподнюю!

 Отправлено: 03.09.11 21:48. Заголовок: В преисподнюю? Как и..

В преисподнюю? Как интересно! Позвольте поинтересоваться, неужели Вам четыре года не дают покоя мои слова о редкой масти Вашего коня, сказанные в первый понедельник апреля 1625 года в Менге? Вы когда-нибудь пытались задуматься о том, от каких случайностей порой зависит жизнь?..
- Что Вы имеете в виду? - немного поостыв, удивленно произнес лейтенант королевских мушкетеров.
- Ну, представьте, если бы все было наоборот? Если бы Вы не ввязались в ту бессмысленную драку и приехали в Париж без каких бы то ни было предубеждений против меня и службы кардиналу? Тогда разговор в Пале-Кардиналь с Его Высокопреосвященством мог бы закончится совсем по-другому, и я имел бы честь считать Вас если не другом, то хорошим товарищем.
Д"Артаньян гордо вскинул голову:
- У меня уже есть друзья, и я не считаю нужным забивать голову никчемными фантазиями.
- А по-моему, Вы просто боитесь открыть глаза и посмотреть на ситуацию под другим углом.
- Вы обвиняете меня в трусости?
- Отнюдь. Просто констатирую факт.
Гнев ударил в голову Д"Артаньяна, как тогда, четыре года назад, в Менге, за короткие мгновенья множество картин, оживленных словами графа, пронеслось перед его глазами, и он судорожно схватился за эфес своей шпаги. Костяшки пальцев побелели от напряжения, а ярость окрасила щеки алыми пятнами.
- Граф, я никогда и никому не прощаю подобных оскорблений! Их можно смыть только кровью. Будем драться в тот день и час, когда Вы назначите, или я убью Вас немедленно!
Рошфор слегка улыбнулся и покачал головой:
- Лейтенант, если Вы помните дуэльный кодекс, то выбор оружия за мной. Если бы мы состязались на знание правил поведения в обществе, Вы бы могли считать себя убитым на месте - в Вас еще слишком много провинциального... Но я даю Вам шанс проявить себя в более привычном занятии и буду ждать завтра возле монастыря Дешо в девять утра. Кстати, не опаздывайте, как бы это не вошло у Вас в привычку...
Граф отодвинул стул и встал. Чуть коснулся рукой шляпы, будто салютуя своему сопернику, и вышел из трактира.
Ришелье должен немедленно узнать, кто опоздал на построение в день убийства посла.


Поздно вечером д'Артаньян появился на улице Феру, где застал Атоса наедине с третьей по счету бутылкой хереса. Приветливо улыбнувшись другу, Атос достал из буфета тарелку с холодной курицей и второй стакан, и голодный д'Артаньян с жадностью накинулся на еду.
- Атос, могу ли я рассчитывать на вас? Не подмените ли вы меня на занятиях с новобранцами завтра на пару часов?
- С большим удовольствием окажу вам эту услугу, милый друг, но чем вы будете так заняты?
Д'Артаньян снял мундир и, пододвинув стул к камину, протянул замерзшие руки к огню.
- Дело в том, что я только что поссорился с небезызвестным вам господином де Рошфором. И завтра дерусь с ним.
- Когда?
- В девять утра.
- Где?
- У монастыря Дешо.
Атос задумался.
- Но кто же, в таком случае, будет вашим секундантом? Портос завтра в карауле, Арамис ранен, а меня вы просите вас заменить.
- Служба прежде всего, Атос. Я пойду один. Думаю, чем меньше народу будет участвовать в этом, тем лучше.
- Хорошо, тогда поступим так. Если в одиннадцать часов вы не появитесь, мы придем с подкреплением.
Д'Артаньян улыбнулся и пригубил терпкое сладкое вино.
- Вы сомневаетесь в моей победе?
- Что вы, д'Артаньян, я уверен, что вы уложите Рошфора. Если дуэль будет честной. Но я опасаюсь ловушки, которую этот кардинальский прихвостень вполне способен вам подстроить.
- Вы правы, подстраховаться не помешает.
Остаток вечера д'Артаньян провел, тщательно оттачивая и полируя свою шпагу, пока Атос не оторвал его от этого занятия, резонно заметив, что перед поединком главное – хорошенько отдохнуть.
Хотя это была далеко не первая дуэль д'Артаньяна, он заметно волновался. Нервное напряжение, владевшее им, было настолько сильным, что он до глубокой ночи не мог уснуть и долго лежал с открытыми глазами, пока свеча, догорев дотла, не погасла с тихим треском.
На несколько часов д'Артаньяну удалось уснуть, но еще даже не рассвело как следует, как он уже поднялся на ноги. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Атоса, д'Артаньян оделся и подошел к окну, за которым уже начали обрисовываться контуры дома напротив за низкой кирпичной стеной, и долго смотрел на серое небо. Чем закончится этот день?
Портосу, который заглянул к друзьям перед тем, как отправиться в Лувр, в общих чертах изложили положение дел. Новости эти не на шутку его обеспокоили.
- Не нравится мне все это. Может быть, мне лучше отправиться с вами, д'Артаньян? Мне кажется, Атос прав, и вас ожидает ловушка.
- А что скажет господин де Тревиль, если вы не появитесь на службе?
- Для меня ваша жизнь важнее службы!
- Нет, мы не можем больше подводить капитана. Я ваш лейтенант, Портос, и я приказываю вам отправляться в караул.
Портос тяжко вздохнул.
- Раз вы приказываете, я подчиняюсь, хотя и остаюсь при своем мнении.
- Не беспокойтесь, друг мой, - положил ему руку на плечо Атос, - если что, я приду на помощь.
- Это меня несколько успокаивает. И обещайте, что сразу сообщите мне, чем дело кончилось!
Друзья вместе поднялись по улице Феру до площади Сен-Сюльпис, миновали улицу Гренель и расстались у мушкетерских казарм на улице Бак, откуда Портос отправился дальше к Королевскому мосту, ведущему прямо к Лувру.
Разделив новобранцев на пары и поставив отрабатывать приемы защиты, д'Артаньян немного пофехтовал с Атосом для разминки. В половину девятого, обняв друга на прощанье, он двинулся к монастырю Дешо.
Начался мелкий моросящий дождик, и намокшие серые камни монастырских стен казались почти черными. Рошфора еще не было, но ждать д'Артаньяну пришлось недолго – уже через минуту граф не замедлил появиться. На губах его, как обычно, играла ироничная усмешка.

 Отправлено: 05.09.11 21:24. Заголовок: - Похвальная точност..

- Похвальная точность, господин д'Артаньян, - прокомментировал Рошфор. – А где же ваши дружки? Неужели они отпустили вас одного? И вы не побоялись драться со мной без секундантов?
Д'Артаньян снял промокший плащ и бросил его на камень.
- Вы, как я вижу, тоже явились один, чем немало меня удивили – я ожидал, что вы приведете с собой роту гвардейцев, чтобы арестовать меня. Что ж, тем лучше – на этот раз никто не помешает нам выяснить отношения раз и навсегда.
- Что же тут выяснять? – Рошфор пожал плечами. – Мое отношение к вам известно.
- Довольно пустой болтовни. Начнем наконец! – д'Артаньян обнажил шпагу и встал в позицию.
- Не терпится отправиться к праотцам? Как вам будет угодно, - Рошфор рассмеялся сухим коротким смешком и приготовился к бою.
Д'Артаньян знал, что ему предстоит драться с сильным противником, но все же он был обескуражен, когда несколько его сильных и безупречно рассчитанных атак Рошфор отразил без видимых усилий. Это отрезвило его, он стал больше внимания уделять защите и атаковал осторожнее, безуспешно пока пытаясь заставить соперника раскрыться и потерять бдительность. Рошфор же фехтовал спокойно и даже слегка расслабленно, как будто его вовсе и не заботил исход боя. Тогда д'Артаньян попробовал отвлечь внимание противника ложными выпадами, но Рошфор не поддавался на эти уловки. Внезапно, резко согнув ногу в колене, Рошфор сделал резкий выпад, и д'Артаньян сначала увидел, как по рукаву расплывается темно – красное пятно, а уж потом почувствовал резкий ожог боли. Рошфор, видя, что противник ранен, поднял вверх шпагу.
Д'Артаньян, в мыслях своих поблагодарив Атоса, который под Ла Рошелью учил его драться левой рукой, закусил губу от боли и переложил шпагу в левую руку:
- К бою, сударь!

 Отправлено: 12.09.11 18:02. Заголовок: Чувствуя, что сил у ..

Чувствуя, что сил у него из-за потери крови хватит ненадолго, д'Артаньян решил удвоить скорость движений. И теперь уже Рошфору пришлось туго, он едва успевал отбивать удары, сыпавшиеся на него со всех сторон, и под натиском противника он начал постепенно отступать. Дождик все не унимался, влажный эфес шпаги было тяжело удерживать в руке. Д'Артаньян ослабевшей рукой убрал с горячего лба налипшие волосы.
Видя, что противник уже начинает уставать, он беспрерывно атаковал Рошфора, стараясь вымотать его. Такая тактика дала результат, выпады Рошфора уже запаздывали на долю секунды, и д'Артаньян посчитал, что время настало. Ловким финтом отклонив шпагу Рошфора в сторону, он направил шпагу ему в грудь, вложив в этот удар остатки сил. К несчастью, острие шпаги наткнулось на пуговицу на камзоле Рошфора, скользнуло по ребрам, распоров кожу и ткань, и застряло в гарде рошфорской шпаги. Воспользовавшись этим, д'Артаньян рванулся вперед и выбил шпагу из руки противника.
Рошфор было бросился за шпагой, но, подскользнувшись на мокрой брусчатке, упал на одно колено, тем самым дав возможность д'Артаньяну добраться до его оружия первым. Д'Артаньян опустил шпагу и оперся на нее, чтобы не упасть. В последние четверть часа его поддерживала только его необыкновенная выносливость. Но бледность уже заливала его смуглое лицо, а рукав весь пропитался кровью.
- Надеюсь, сударь, вы получили удовлетворение? – Рошфор скрестил руки на груди.
- Вполне, если вы признаете себя побежденным.
- Согласитесь, что вам помог счастливый случай. Ну хорошо, хорошо, польстим вашему гасконскому тщеславию. Да, признаю, - ответил он и д'Артаньян потом долго не мог решить, почудилось ему или действительно в голосе Рошфора проскользнуло доброжелательство?
- Но теперь чем скорее мы уберемся отсюда, тем лучше, - сказал он. – Думаю, вы сами понимаете, что если кто-то…ах, черт подери!- сделав несколько неверных шагов, д'Артаньян споткнулся о камень и чуть было не упал. Рошфор подставил ему плечо.
- Обопритесь об меня, так будет легче, и идемте, - сказал он.
- Куда?
- Туда, где вам сделают перевязку.
Д’Артаньян с трудом приоткрыл глаза, приходя в себя. Все тело было раздавлено непреодолимой слабостью, а правую руку дергало и жгло. Чья-то сильная рука помогла ему сесть.
- Осторожнее, шевалье, на ближайшие две недели вам придется воздержаться от резких движений, - услышал он насмешливый голос Рошфора.
- Где я?
- В столь нелюбимом вами «Жирном Свине». Вам сделали перевязку, но вы потеряли много крови.
- Черт возьми, Рошфор, я благодарю вас за помощь. Честно признаю, что не ожидал этого от вас.
- Рад способствовать расширению вашего кругозора. Надеюсь, мы можем считать наш спор исчерпанным? Если вам будет от этого легче, я даже могу взять назад свои слова относительно цвета вашей лошади.
Д’Артаньян невольно улыбнулся:
- Предлагаю заключить перемирие.
- Согласен, - ответил Рошфор и протянул руку, которую д’Артаньян пожал, правда, после некоторого колебания. – Сможете ли вы идти?
- Медленно, но смогу, - сказал д’Артаньян, надевая плащ и перевязь. – Прощайте, граф, я должен найти своих друзей.
Опираясь на шпагу и придерживая руку на весу, гасконец двинулся в сторону мушкетерских казарм.
В "Жирном Свине" Рошфор задумчиво потягивал сухое вино, выводя на столе кинжалом странные закорючки. После бессмысленной дуэли, в которой, вместо того, чтобы убить врага, он ранил друга, возникало одно желание: напиться в хлам и больше ни о чем не думать, хотя бы сегодня...
Встреча с Д"Артаньяном разбудила в нем горькие воспоминания, от которых не удавалось спастись на дне стакана, воспоминания, за которые граф отдал бы пару лет земной жизни и десяток загробной, только чтобы их не было.
Ведь если бы тогда он не сказал своих слов о редкостном попугае, все случилось бы совсем по-другому.
И была бы жива миледи. Леди Винтер. Шарлотта Баксон. Анна де Бейль. Леди Кларик.
Женщина, которая была слишком красива, чтобы ее любить, и слишком умна, чтобы ею не восхищаться.

Из пучины воспоминаний графа вытащил отец Жозеф, бесшумно, как и всегда, вошедший в трактир.
- Граф, Вы ведь не забыли о том, какой сегодня день?
- Ну что Вы, как можно, отец мой! Я уже разговаривал с хозяином, все будет готово.
-Я полагаюсь на Вас. И не стоит печалиться о прошлом, ибо еще неизвестно, какие потери ждут нас в будущем, - тихо произнес серый кардинал, постучав по столу кончиками пальцев. Только тогда граф заметил, что под его рукой на грязной дубовой столешнице, залитой вином и захватаной ладонями, проступил весьма сносно нацарапанный кинжалом профиль миледи.